Приди ко мне, любовь
Шрифт:
– Я как раз шел за дровами, когда услышал ваш крик. Не представляю, что могло заставить такую красавицу ступить на лед, когда он еще не стал как следует.
Люси даже не могла открыть рот, чтобы ответить незнакомцу, из ее полуоткрытых губ вылетели лишь нечленораздельные звуки. Промерзшая насквозь, она была не в состоянии думать, не то что разговаривать.
– Не беспокойтесь, все будет в порядке, – произнес он тихо, но для нее эти негромкие слова загрохотали так, словно прямо над ухом били в набат.
Тяжелая, оледеневшая одежда впилась в тело, причиняя невыносимые страдания. Самое страшное, что
– Потерпите, уже недолго осталось, скоро мы будем в теплой комнате с жаркой печкой. Мы уже почти пришли. Не плачьте, голубушка. Продержитесь еще несколько минут, и клянусь, я отогрею вас.
Незнакомец разговаривал с ней, как с маленькой, и хотя его голос звучал властно, все-таки он успокоил ее.
Вопреки обещаниям, что они «уже почти пришли», Люси показалось, что прошла целая вечность, пока они наконец добрались до маленького, хорошо освещенного домика. И тут только Люси осознала, что не чувствует своего тела. Дикий страх пронзил ее сознание. Неужели она парализована? А может быть, отморозила пальцы на руках или ногах? Незнакомец внес Люси в дом, плотно закрыл входную дверь и осторожно положил девушку на диван. Его, по-видимому, совсем не волновало, что ее мокрая одежда испортит мебель. Яркие языки пламени в печке освещали комнату. Люси видела этот желто-красный огонь, но никак не могла ощутить тепла от него. Она все еще дрожала, и зубы стучали настолько сильно, что их стук вполне можно было принять за потрескивание горящих дров.
– Еще немного, и вы согреетесь, – сказал Хит, подкладывая в печь поленья.
– Н… никогда, – удалось все-таки выговорить Люси, несмотря на сильный озноб.
Хит улыбнулся уголками губ и бросил на стул целую охапку ватных стеганых одеял.
– Обязательно согреетесь. Сейчас я устрою вам такую жару, что очень скоро вы попросите веер и охлажденный чай.
– Я ничего не чувствую. – И вновь ее глаза наполнились слезами.
Хит опустился на колени и стал осторожно убирать мокрые пряди волос с ее лица.
– Я прошу вас, не плачьте, не плачьте… мисс Люцинда Кэлдуэлл. Ведь так вас зовут?
Она кивнула.
– Я видел, как вы работали в магазине вашего отца, – продолжал он, расстегивая воротник и снимая с ее шеи задубевший шарф. – Мое имя Хит Рэйн, и – вы должны знать об этом, – я давно искал встречи с вами. Видите ли, обстоятельства сильнее нас, и не мы выбираем их, но сегодня как раз произошло обратное. – С удивительной для мужчины ловкостью он расстегнул ей накидку. Глаза Люси округлились, а зубы застучали еще сильнее. – Люцинда, почему вы съежились как улитка? Мне нужно, чтоб вы помогли мне. Позвольте, я переверну вас на спину.
– Н… нет, не надо!
– Я не причиню вам зла. Я только помогу. Люси, повернитесь на спину. Ага, вот так. – Его пальцы двигались быстро и уверенно, когда он расстегивал, а затем стягивал с ее плеч лиф мокрого дорожного платья. Все внутри Люси вскипело от негодования, но сама сделать то, что
– Хорошо, что река такая спокойная, – заметил Хит как бы невзначай, – иначе все эти юбки и рюшечки давно утянули бы вас на дно.
Люси в изнеможении закрыла глаза, не подозревая, что слезы сами собой катятся по лицу, пока Хит не вытер их краешком одеяла. Он умело справился и с ее дорогим платьем с кринолином [1] , и модным турнюром [2] , и множеством нижних юбок. А вот с ботинками оказалось совладать труднее: несколько пуговиц оторвались и с шумом упали на пол, заставив Рэйна чертыхнуться. Завязки на корсете так намокли, что их невозможно было развязать, и Хит достал из жилета охотничий нож со скошенным узким лезвием и разрезал шнуровку. Тонкий материал мгновенно расползся под острием ножа, обнажая тело девушки. От напряжения оно стало словно каменным. «Как в ночном кошмаре», – другого объяснения происходящему она не находила.
1
Кринолин – широкая юбка на тонких стальных обручах, бывшая в моде во второй половине XIX в.
2
Турнюр – принадлежность женского платья второй половины XIX в., подушечка, подкладываемая под платье сзади ниже талии для придания фигуре пышности.
– Простите меня, мисс Кэлдуэлл, – прошептал Хит, снимая тонкий кружевной бюстгальтер и панталоны. В его голосе не было смущения, скорее – восхищение. Ей даже послышалось чуть слышное восклицание «О!», похожее на тихий выдох, но, возможно, это был просто шелест одеял, в которые ее заворачивал Хит. Он запеленал ее как младенца, но отогреться она не могла. Руки и ноги сводило от боли. Люси застонала. Тогда Хит бережно взял ее на руки, сел на стул совсем близко от огня и стал укачивать. Даже сквозь несколько одеял Люси ощутила его сильные, налитые мускулы.
– Даниэль, я хочу к Даниэлю. – Крупные слезы текли по ее щекам. Она забыла, что Хит не знал, кто такой Даниэль.
– Да, конечно, вы только успокойтесь. – Огромной, теплой рукой он гладил ее лоб, осторожно убирая нависшие на глаза спутанные волосы, потом ладонью нежно провел по щеке.
– Ноги, колени – все болит.
– Я знаю, я испытал нечто подобное.
– Но не такое…
– Да нет, именно такое. – Он улыбнулся как-то просто, по-дружески. – И, как видите, выжил. Не отчаивайтесь, все будет в порядке.
– Когда это случилось?
– В шестьдесят четвертом, во время осады Ричмонда. Я спасался от пуль снайперов и очутился на чуть схваченном льдом пруду. Там, на берегу, было жарко, смею вас заверить, а вот в воде – холодно, очень холодно.
– Вы воевали против… нас?
Разомкнув ресницы, Люси увидела пристальный взгляд Хита; в его потрясающей голубизны глазах сквозили жалость и еще что-то, чего она не поняла.
– Да, против вас, раз я из Виргинии.
– Так почему же вы здесь?