Придон
Шрифт:
Воины забормотали, заговорили, поддерживая Щецина. Герць покачал головой.
– Никто не минует смерти, как никто из нас не миновал рождения. Но если с рождением уже ничего не сделать, то из всех смертей можно выбрать!.. Разве кто-то смог живым попасть в небесный дворец за пиршественный стол? Я знаю, когда-то придет и мой смертный час… Одни умирают в постели, окруженные лекарями, другие – красиво в седле на горячем коне, на виду у всех!.. Если такое случится со мной, ваши сердца загорятся отвагой и мщением.
Он обнял Щецина, тот стиснул старого богатыря, у того тело сильное и горячее, но годы нарастили поверх мускулов слой жира, из-за чего тот кажется теперь рыхлым.
Воины ударили рукоятями мечей в щиты, прощаясь со своим вождем. Герць взобрался на коня, тот даже качнулся под тяжестью, воины расступились, Герць помчался тяжелой рысью. Надар радостно заорал, пришпорил коня, Герць услышал яростный и вместе с тем веселый вскрик:
– Боги Куявии!.. Вам приношу я в жертву голову этого человека!
Они сшиблись с грохотом столкнувшихся гор. Кони присели на крупы, пыль поднялась желтым облаком, воины с обеих сторон не видели, кто победил, потом из пыльного облака послышались частые удары железа по железу.
Пыль осела, стало видно, что бойцы неутомимо наносят друг другу сильные удары топорами. Щиты обоих покрылись трещинами, начали отлетать куски, у Герця сбило шлем, ветер растрепал седые волосы, у Надара кровь на плече, железные пластины топорщатся, как гребень на спине большой рыбы.
Они трижды расходились, переводили дух и продолжали бой. Обломки щитов брошены наземь, воины с обеих сторон кричали в возбуждении, ибо только сейчас бой стал страшен неумолимостью: один-единственный удачный удар решит всю схватку…
Ветер бросил седые пряди волос Герцю в лицо. Он поднял руку, поспешно убирая волосы с глаз, в этот момент Надар, улучив момент, нанес сильный удар в бедро старого богатыря. Острое лезвие пробило кожаные брюки и глубоко вонзилось в ногу. Надар выдернул лезвие и поспешно отпрянул, избегая удара. На лезвии была кровь до самой рукояти, а из широкой раны сильной струей брызнула кровь.
Герць опустил глаза на рану. Надар жадно ловил воздух ртом, не мог вымолвить ни слова. Его ослабевшие руки едва держали повод коня. Герць повернул жеребца и пустил во весь опор к своему войску. Горячая кровь широкой струей текла по такому же красному боку коня, никто ее не видел, но по истоптанной копытами земле тоже стелился красный след.
Конь вломился в ряды, Герць свалился на руки взволнованных сородичей.
Надар, радостно вопя, галопом промчался к своему войску. Вишневич тут же велел подать ларец с драгоценностями, Надар склонил голову, а Вишневич надел ему на шею золотую цепь с драгоценным камнем, оправленным в золото.
– Ты показал дикарям, – сказал он довольно, – что среди куявов богатырей ничуть не меньше.
– И отваги, –
– Спасибо, – ответил Надар. – Спасибо!
– Отдохни, – посоветовал Вишневич. – Теперь наше войско воспрянет духом. Ты показал, что страшных артан бить можно.
Со стороны поля между войсками донесся яростный многоголосый крик. Земля загремела, застонала под тяжестью.
– Дикари не выдержали! – вскрикнул Надар.
– Оставайся здесь, – велел Вишневич. – Теперь мы истребим их всех.
В артанском стане раздался могучий крик. Страшно взревел Волик, присланный от Придона с сообщением, младший брат Герця, такой же огромный, с седыми волосами на плечах. Он и был моложе всего на год, но старшего чтил и уважал, почти не разлучался и сейчас спешил обратно, чтобы стоять рядом с братом.
Воины с сочувствием смотрели на его страшное лицо, что мучительно кривилось, на заблестевшие влагой глаза. Волик снова вскричал, рванул на себе волосы, в кулаках остались вырванные пряди седых волос.
– Брат!.. ты же у меня один!.. У всех есть братья, сестры, родители… Но у нас же никого не было, кроме друг друга!
К нему страшились подходить, великан был страшен в горе, затем он вскочил, огляделся.
– Коня!
От громового крика дрогнула земля. Оруженосец поспешно подбежал с конем в поводу. Волик ухватил топор, лицо налилось кровью, потом краска разом покинула, стал смертельно-бледным, как бывает человек только в минуты ослепляющей ярости.
Едва он вскочил на коня, Щецин сказал мрачно темникам:
– Всем – в атаку! За ним.
Куявское войско напоминало огромного стального ежа, что прижался к земле, ощетинился тысячами длинных игл. Артане неслись широкой лавой, без всякого строя, все на легких, не защищенных доспехами конях, все с обнаженными торсами. Щецин скакал вместе со всеми, кричал, срывая голос, его сыновья на скаку стреляли из луков.
Их жуткие стрелы прошибали куявские щиты, доспехи и высовывали жало между лопаток. На место павших заученно вставали другие, а таких стрелков у Щецина всего двое, сделать безумную атаку успешной не смогут, он орал и скрипел зубами.
Молодые удальцы обогнали на быстрых молодых конях разъяренного Велика, ударились о железную стену, воздух потрясло дикое ржание коней, крики раненых, лязг железа о железо.
Через мгновение перед куявским войском образовался вал из бешено бьющихся в агонии тел. Длинные копья с уже окровавленными наконечниками втягивались, изготовясь для нового прицельного удара.
– Герць! – разнесся над полем страшный крик. – Герць!
Волик несся, как ураган. Его конь, такой же огромный, под стать стареющему богатырю, могучим прыжком перемахнул через трупы и вломился в железную стену из копий, щитов, железных и бронзовых доспехов.