Придон
Шрифт:
Слуги посматривали на своего господина, вздрагивали от скорбных, растерянных и полных ужаса голосов.
– По всей Куявии пожары, огонь до небес!
– Это артане мстят, что им там самим дали жару…
– Говорят, пала даже Шарукань?
– Шарукань никогда не возьмут, там неприступная крепость на горе. Артане обойдут ее и двинут дальше!
– А верно, что пал и Канив?
– Не пал, а его сдали!
– Как сдали?
– Да так, а за это артане никого не грабили, никого не убили. Даже все подати оставили прежними…
– Врешь!
– Всеми богами клянусь!
– Да как
– А им хватает грабить тех, кто не покорился!
Щажард остановился в сторонке, посматривал украдкой, чтобы говоривший не заметил. Человек в запыленной одежде горячился, размахивал руками. Говорит слишком горячо, искренне. Враг держался бы осторожнее, а этот в самом деле потрясен тем, что артане проходят какие-то земли, никого не разорив, и всем спешит это сказать, дурак несчастный. Не понимает, что такими речами вредит больше, чем все артанское войско.
Ведь доблестным удельным князьям, наместникам и берам только дай возможность сохранить свои богатства – все и вся предадут, продадут и перепродадут, сволочи…
На высокой башне заблистало драгоценными камешками цветное платье, там появилось множество пышно одетых людей. Щажард заторопился, уже знал, что, когда вот так суетятся, там появится тот, кому все стараются попасться на глаза.
Тулей поднялся с трудом, хотя его поддерживали под руки, раскраснелся, долго отдыхивался, потом стоял на краю, опершись обеими руками о каменный заборчик. Возле него переступал с ноги на ногу Барвник, ему подъем дался намного проще. Щажард поднялся к ним, тоже запыхался, Тулей еще говорить не может, и Щажард обратился к Барвнику:
– Слушай, а тебе с одной рукой удобно?.. Я слышал, что великие колдуны могут… гм… отрастить и другую длань. В смысле десницу. А то хоть в носу ковыряться можно и одной, а вот в ушах лучше двумя. Да и проходящую мимо бабу бывает лучше придержать двумя…
Тулей сдержанно улыбнулся, Барвник нахмурился, но, видя, что тцар смеется беззлобно, сказал с кривой усмешкой:
– Будете смеяться, но этот настой уже почти готов. Осталось добавить туда пару травок.
Щажард спросил с недоверием:
– И что? В самом деле рука отрастет?
Барвник смотрел вдаль, ответил рассеянно:
– Рука?.. Да что рука, все восстановится. Шрамы исчезнут, а болячки и сломанные ребра срастутся заново, уже правильно. Слепой прозреет, глухой услышит…
Щажард сказал с недоверием:
– Слушай, так с этим отваром можно такие деньги зарабатывать! Вот у князя Бруна дочь кривая, а у сына одна рука сухая, ложки поднять не может. Если их излечить…
Барвник покачал головой.
– Не знаю, не знаю. Такой настой делается много лет. Я вон для себя и то никак не закончу. То камень какой старинный найду, то амулет, то отыщутся непонятные подземелья в нашем дворце, куда может только маг… Все некогда, когда мелкой ерундой заниматься?.. Хотя вообще-то пара недель осталась. Если бы вплотную… но все что-то более интересное подворачивается…
Щажард и Тулей переглянулись. Человек, который заботу о себе называет ерундой, а любопытство к заброшенным подземельям ставит выше, чем возможность отрастить себе руку, избавиться от болячек, – прямо не куяв, слишком чист и свят. С другой стороны, такие
Тулей кивнул в сторону уходящих войск:
– Какие шансы?
– Принимаю ставки, – быстро сказал Щажард.
Воздух в покоях привычно насыщен благоуханиями, ароматы дорогих масел струятся из множества чаш, тела служанок блестят, источают изысканные запахи… такие привычные, что она давно их перестала замечать, но однажды в этих покоях резко и вызывающе повеяло чистым свежим воздухом: появился этот артанин со шрамами на лице и огнем в глазах, с той поры эти душные запахи начали раздражать, кажутся липкими, вязкими.
Она закрыла глаза, пахнуло свежестью, возникла мускулистая фигура, только лица не видно, Итания обхватила себя за плечи руками, зажмурилась сильнее, сжалась, отгоняя постыдное желание прижаться к этому могучему телу, такому горячему, сильному, ощутить, как огромные руки обхватят ее целиком и прижмут к себе еще сильнее.
Он враг, напомнила она себе. Он враг. Он уже разгромил все куявские армии, но это не так важно, ибо в армию для того и идут, чтобы убивать или быть убитыми, но он сжег множество городов и сел, убил их жителей, а это уже преступление: нельзя убивать тех, у кого в руках не меч, а мотыга.
– Он враг, – прошептала она. Получилось недостаточно убедительно. – Он враг… Враг!
За дверью послышались голоса. Распахнулись створки, Тулей шагнул через порог, бросил через плечо раздраженно:
– На сегодня с делами все. Кто потревожит – пусть пеняет на себя.
Двери за ним поспешно закрылись. Злое выражение исчезло, когда увидел дочь, такую трепетную и беззащитную в этом огромном мире, поспешно обнял, поцеловал, спросил с тревогой:
– Что-то случилось?
– Отец, – прошептала она, прекрасные глаза наполнились слезами, – не лучше было бы отдать меня ему?
Он прикоснулся губами к ее макушке, она чувствовала его теплое дыхание.
– Возможно, – донесся его усталый голос. – Возможно… Но теперь, увы, поздно. Этот лев ощутил вкус крови. Теперь не остановится.
– Но если попробовать?
Он поцеловал ее в макушку.
– Его соратники не дадут ему остановиться. Поздно, они познали сладость побед, грабежа… А Куявия – очень богатая страна. У них глаза разбегаются от жадности.
– Что будет, отец?
– Дорогая, ни человек, ни маг, ни даже бог не войдет в город, который охраняет башня черных колдунов! А Куябу оберегают две башни. К тому же нет таких лестниц, чтобы дотянулись до вершины городской стены… Они просто обломятся под своей тяжестью. Это невозможно, невозможно.
И снова она смолчала и не поднимала головы, чтобы он не увидел ее изменившееся лицо.
Придон с удивлением смотрел на огромное войско, что как темная вода обтекало стены Куябы и заливало долину между городом и его воинским лагерем.
Аснерд на всякий случай объявил тревогу, воины начали без спешки седлать коней. Вяземайт пробормотал с удивлением:
– Да откуда они набрали новое войско? И так быстро?
Аснерд, что мог сосчитать волоски на лапке сидящей на стене Куябы мухи, пробурчал: