Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара: Книга первая
Шрифт:
— А вот у многих туземных народов, — сказал я, — культ медведя. Они его даже своим предком считают. Айны, например.
— Это-то я понять могу, — согласился Юра. — У медведицы ведь не, как у других зверей, соски вдоль всего пуза, а груди, как у женщины. Я когда свою первую медведицу освежевал, глянул на тушу и даже от страха зажмурился: будто женщина передо мной лежит со снятой кожей. Потом и во сне этот кошмар видел, а медвежатины года три в рот взять не мог и охотиться на них перестал, все боялся медведицу убить.
— А теперь? — спросил Колька. — Теперь-то вон охотишься...
— Да прошло,
23 июля
Опять нынче непогода: туман и мелкая водяная пыль. Неизвестно откуда над нашей маленькой Иныньей появилась вдруг большая белая чайка.
— Должно быть, с Омулевки прилетела, — рассуждает Саня, — там-то река огромная... Видно, рыба вверх пошла, вот и чайка за ней.
Услышав это, Колька схватил блесну и бросился на Инынью ловить рыбу, но ничего конечно же не поймал.
— Еще не дошла до нас, видно, рыбка-то, — пояснил ему Гена. — Чайке по воздуху просто, а рыбе-то вон сколько вверх идти.
— Да еще пороги... — подхватил Юра.
Днем приходил Евсеич просить мяса. Я отвязал ему несколько здоровенных уже подвялившихся ремней и, накачав лодку, переправился через реку.
— А начальник-то ваш в лагере? — помявшись, спросил дед.
— Нет, — ответил я, — ушел работать на разрез. (Это было, разумеется, чистейшим враньем, но если бы я сказал правду, Евсеич стал непременно бы проситься в гости и потом клянчить чарку. Так что пришлось лгать.)
— А у меня сейчас двое тунеядцев живут, — упаковывая мясо в рюкзак, рассказывал Евсеич, — рабочие маршрутные, которые работать отказались; сидят, вертолета ждут. Ор Николаич сказал, что завтра вертолет придет, с научной бабой. Вот они с ним и отправятся в Ягодную. Начальник мне строго-настрого запретил им продукты отпускать, видать в отместку... Они нынче с утра рыбачить ушли. Я, правда, соли им дал, а больше ничего: приказ! — И, потоптавшись еще немного, Евсеич отправился восвояси, поняв, что нынче разжиться чаркой ему не удастся.
Взяв рюкзаки, винтовки и блесны, мы с Юрой после обеда отправились в долину реки Лесной промышлять рыбу и, если удастся, добыть мяса. По узкому крутому распадку влезли на перевал, разделяющий долины Иныньи и Лесной. Весь распадок и окрестные скалы буквально усеяны свежими оленьими, лосиными и бараньими следами, полно свежего навозу.
— А я, дурак, — всплеснул руками Юра, — за баранами в засаду на Элин [29] идти собирался. Они же к нам, оказывается, сами чуть не в лагерь приходят. Видишь, они сюда, к ручью, пить спускаются. Да тут самые бараньи места — вон сколько бараньих троп! А на тех скалах у них непременно лежка.
29
Элин - один из ручьев, впадающих в нашу Инынью.
Вышли на перевал, и сверху нам открылась прекрасная картина: слева круто вниз спускаются в долину нашей Иныньи с ее многочисленными протоками скальные склоны, поросшие небольшими соснами и карликовыми кедрами; сама долина, поросшая лиственницами, тесно сжата
Первые же забросы блесны в Лесную принесли нам с Юрой по великолепному ленку. Да, рыбалка тут не то что в нашей Инынье. Вот так, рыбача, дошли по Лесной вверх почти до самого лагеря геологов-съемщиков. И вот уже он виден вдалеке среди деревьев: на высокой сухой террасе между громадными лиственницами стоят белые палатки (умеют, умеют геологи выбирать место для лагеря), а вокруг палаток пасутся лошади.
— Ну что, — спрашивает Юра, — зайдем к соседям?
— Нет, — не соглашаюсь я, — пошли назад. Прийти, сказать «здрасте» и тут же повернуть назад — глупо, а задерживаться — еще глупее: ночь на носу, придется там ночевать, а мы у себя в лагере об этом не договаривались — ребята беспокоиться будут, шарашиться же по тайге ночью, да еще в кромешной темноте с полными рюкзаками лезть на перевал — кому нужны эти приключения?.. А кроме того, если мы наших ленков сегодня не вычистим, завтра они уже весь свой вид да и вкус потеряют. Сам же знаешь, какое нежное мясо у этих разбойников.
Назад шли быстро: рыбачить было бесполезно — наши рюкзаки полны под завязку. Уже в сумерках перевалили в водораздел Иныньи (лезть по крутым распадкам с полными рюкзаками оказалось очень непросто) и к ночи успели вернуться в наш лагерь.
Когда мы вывалили на траву свою добычу, ребята ахнули. Вот где рыбалка-то!
— Промашку дали! — вздыхает Юра. — По два рюкзака надо было с собой брать. Ну, ничего, я туда еще наведаюсь.
— Побойся Бога, Юра, — говорю я. — Мы и эти-то рюкзаки на перевал еле втащили.
— Ничего, — усмехается Гена, — своя ноша не тянет.
— Вот ты и ступай с ним в следующий раз на рыбалку с двумя рюкзаками, — посоветовал я.
Перед сном я поставил дрожжевое кислое тесто. Завтра будем печь пирожки с оленьей печенкой: хлеб на исходе, а идти к деду что-то неохота, да неплохо бы и разнообразить наше таежное меню.
24 июля
Тесто отлично выходилось, но я его, к сожалению, слегка пересолил. Пирожки с печенкой тем не менее все ели с удовольствием и уничтожили их целую гору.
Все, кроме меня, ушли на выселки, чтобы забрать последние вещи и образцы, а я оставлен в лагере для хозяйственных работ и еще для одного важного дела: нынче вертолет должен привезти ту самую пресловутую Геологическую Даму, а я должен договориться с вертолетчиками о нашей переброске и решить финансовые вопросы, связанные с нею.
Тепло, солнечно, тихо, комаров нет. Разделся догола, сижу на косе, всего себя подставив солнцу, и пишу пьесу (все дела уже переделал). Да, без комара (он уже, видно, кончился) и без мошки (она еще, видимо, не началась) тут совершенный курорт.