Приглашение в космос
Шрифт:
Дорога космического испытательства у наших будущих инструкторов по невесомости и парашютной подготовке, Виктора Реня и Михаила Новикова, легла довольно нетипично для подобного рода людей. В 70-е и 80-е годы им, тогда бортовым инженерам – испытателям, офицерам Советской армии просто время от времени предлагали поучаствовать в несвойственных для них по роду основной занимаемой должности экспериментах. Испытаниях медикаментозных средств, которые могут повысить возможности организма в процессе трехсуточного выживания при экстремальных условиях в различных климато-географических зонах. Трое суток летом в пустыне с ограниченным запасом воды, трое суток зимой за полярным кругом с минимальным количеством одежды. И трое суток летом в спускаемом космическом аппарате на акватории моря.
Это был не приказ, не служебное принуждение регулярно работать в особом качестве, а только лишь предложение стать универсальными испытателями в самом широком смысле этого понятия. Чтобы попробовать на себе все, что доводится испытывать настоящим космонавтам, только в многократном размере. Испытать себя на прочность, приобщиться к великому делу. Обещали и неплохое вознаграждение, но об этом отдельный разговор. Они могли выбирать: соглашаться или отказываться. И они соглашались.
Вот, например, как протекало испытание по выживанию в туркестанской пустыне в июле 1983 года. Сначала испытуемые проходили так называемую «иммерсию» – суточное вылеживание в бассейне в специальном, предназначенном для спасения на море, надувном костюме «Форель», в полупогруженном состоянии. Это для того, чтобы подвести их состояние к тому, которое наступает у человека после семисуточного космического полета в условиях невесомости. Этакое зависание в воде в положении приподнятых у поверхности ног, головы с плечевым поясом и проваленного вниз таза, из-за чего легкие все время сдавливаются. И все это – в открытом бассейне, над которым хотя и сделали навес из парашютной ткани, но ультрафиолетовые лучи все равно проходят, а температура воздуха днем +45 градусов по Цельсию!.. Через 24 часа испытателей вынимают, переодевают и на трое суток забрасывают для выживания в пустыню. Тут уже можно ходить, строить укрытие из того же парашютного материала и пользоваться минимальным набором спасательных средств. На трое суток – два литра воды. Температура песка днем достигает +60! Мало не покажется.
Для сравнения скажу, что будущим космонавтам предлагается для проверки выживаемости в пустыне провести в ней всего сутки. Без всякой предварительной иммерсии, с куда более полным набором спасательных средств и значительно большим количеством воды – более полутора литров на человека в сутки. Однако, прошедшие через упомянутое трехсуточное выживание испытатели – в нем, помимо упомянутого выше, в то время инструктора отдела невесомости Михаила Новикова, участвовали сотрудники поисково-спасательной службы ЦПК Виктор Федоров и Александр Козлов – героями себя не считали. Более того, по сравнению с прочими испытаниями, они рассматривали его чуть ли не как поездку на курорт!
Куда круче было в февральской тундре. Сначала – та же суточная иммерсия в бассейне (на этот раз в закрытом и с температурой воды около +34). Затем их вытаскивали из воды, высушивали, обклеивали датчиками и на несколько суток помещали в суровые зимние условия. Но тут обнаружилось новое непредвиденное экстремальное обстоятельство: их, мягко говоря, ввели в заблуждение с условиями эксперимента. Сказали, что после иммерсии надо будет просто погулять по тундре, и никто не разъяснил, что это будет за испытание. Оказалось же, что это «просто погулять» сводится к таким жесточайшим условиям, при которых еще неизвестно, останешься ли
Условия эксперимента требовали, чтобы в течение суток люди не могли находиться в построенном из снега самодельном эскимосском укрытии иглу более четырёх часов. Нельзя ничего жечь, чтобы обогреться или вскипятить воду. Из еды – только сублимированные продукты из одного НАЗа (носимый аварийный запас, где есть еда для завтрака, обеда и ужина) на трое суток. Обычно же космонавтам в такое испытание дают по НАЗу на сутки. Впрочем, когда Виктор Рень сунул какой-то съедобный кубик оттуда себе в рот, то он не растаял, как ожидал человек, а просто примерз к небу. Потребовалось немало времени, чтобы он начал таять. В иглу было так холодно, что даже тесно прижавшись друг к другу и завернувшись в полотно парашюта, испытатели не могли провести там более пяти минут – от жуткого холода выскакивали из снежного укрытия, как пробки, и «прогуливались» по тундре. Из дежурной будки, где в тепле сидели наблюдавшие за экспериментом врачи и спасатели, время от времени кое-кто выходил – тоже прогуляться, ноги размять. Так за двадцать минут такой прогулки в унтах, меховых куртках, штанах, перчатках и шапках они обмораживали себе носы, уши, брови, пальцы.
У испытателей же – свои «прелести» и проблемы.
– Я понимаю смысл подобных испытаний, – рассказывал о том эксперименте мой инструктор по прыжкам с парашютом и невесомости Михаил Новиков, – в том, чтобы испытать не технику, а найти предел человеческих возможностей. Если температура тела понижалась до +35,5 градуса, то эксперимент прекращался. Для контроля над ней у каждого в анальное отверстие вставлялся термодатчик, длиной в 25 сантиметров и толщиной с палец. Сначала – вроде ерунда: просто очень непривычно его ощущать в своем теле, неудобно ходить, потому что нужно его придерживать рукой. А потом сильно расслабляешься, и появляется ощущение, будто в тебя вонзили кол, и его оттуда уже вообще никак не вытащишь. На сильном морозе прорезиненная и герметичная «Форель» замерзала изнутри от осевшего на стенки и тут же замерзшего конденсата и… лопалась пополам.
– В итоге ты ходишь по тундре, как голый, – дополнял его рассказ Виктор Рень. – Будто ветер обдувает обнаженное тело, а ты весь такой совсем бестелесный, и он идет через тебя, как через сетку. Только мозг еще работает, отмечая порой: «Так, ноги: палец уже замерз… Ну, ладно, похожу побыстрее. Теперь второй палец замерз… на пятку наступать нельзя – значит надо срочно массировать».Надо сказать, что такое «выживание» очень сильно отличалось от выживания готовящихся к полету космонавтов. Они имеют и более комфортное оснащение, и чуть ли не половину времени вообще проводят в постепенно остывающем спускаемом аппарате. Который им для этих целей специально предварительно разогревают до +28 градусов. Пьют горячий кофе, сколько захочется. После завершения двухсуточного выживания долго отходят от него в бане и теплой гостинице, а потом едут домой. У испытателей же был совсем иной распорядок. Через три дня после первого полуторасуточного выживания, немного отогревшись и содрав с себя отмороженную кожу, они шли на новое – все то же самое, только на этот раз надо было продержаться трое суток. При этом все испытатели еще получали какие-то таблетки, которые по предположению врачей могли повысить границу переносимости в экстремальных условиях. И никто не знал, у кого настоящее лекарство, а у кого – пустышка.
– Самое светлое, радостное ощущение от того эксперимента, – вспоминает Виктор Рень, – было увиденное мной впервые в жизни северное сияние. Красоты неописуемой! А самое тяжелое – это когда от нас забирали почти неживого солдатика, который был третьим в аналогичном экипаже и сидел, как настоящий подопытный кролик, все трое суток. Он обморозил руки, ноги, уши, щеки и нос. Я тогда впервые видел человека в таком состоянии, когда он не реагировал ни на какие обращения. Как будто был уже без рассудка. Наверное, перешел ту самую грань между жизнью и смертью, которую пытались определить на нас в этих экспериментах. Его в таком виде увезли от нас, и я не знаю, что с ним потом стало, как не знаю даже его имени…
Быть может и нашим инструкторам Реню и Новикову тоже суждено было сделать этот страшный переход, но у Михаила умер дед, и их сняли с эксперимента через 49 часов. Впрочем, они готовы были сидеть в тундре и далее. Несколько лет спустя врачи в Звездном городке, узнав о подобных испытаниях, искренне удивлялись: «Да вы что, ребята, головой ударились – на такое пошли?! Это же – как подписание смертного приговора! Или, по меньшей мере, гарантированная инвалидность».
Но, как выяснилось, то был не предел. Одно из самых кошмарных испытаний ждало их на Черном море. На том самом российском южном море, которое, как большинство отдыхавших на нём знает по собственному опыту, дарит человеку тепло и радость, шоколадный загар и запас сил на долгую зиму. Теплое солнце, горячий песок и ленивая убаюкивающая волна. То самое море, куда большинство жителей России так стремится во время отпуска. Оно может быть совсем другим! Таким, каким явилось нашим испытателям летом 1984 года. Им предстояло два эксперимента через недельный перерыв при волнении моря от двух до пяти баллов, в которых моделировалось длительное пребывание человека в спускаемом космическом аппарате при приводнении в редко посещаемую часть мирового океана.
Сначала – традиционные сутки иммерсии. Однако уже здесь начались предельно экстремальные нагрузки. Иммерсия проходила в бассейне, расположенном на палубе специального спасательного корабля «Севаш». Со стороны Турции в борт судна била мощная плоская волна, и его так раскачивало, что вода из палубного бассейна емкостью 70 тонн постоянно выплескивалась. Его шесть раз приходилось снова и снова заполнять в течение этих суток. Испытателей, находящихся на поверхности воды, подбрасывало на три с лишним метра, и они едва не доставали головами до погрузочно-разгрузочной балки, расположенной над бассейном.
– В итоге, – описывает то выдающееся испытание Виктор Рень, – мы не только не расслабились, как положено во время иммерсии, а, наоборот, измучились и страшно устали. С нами на иммерсии в бассейне был один парень из отряда космонавтов. Так на исходе этих суток он всерьез начал кричать: «Мамочка, зачем же я, дурак, согласился на этот ужас?! Решил себя загубить!». А он прошел уже полный курс общекосмической подготовки…
После этой жуткой иммерсии доктора еще провели каждому участнику эксперимента так называемую «ортопробу». В ходе ее испытатель стоит неподвижно с небольшим отклонением назад, отчего у него начинаются изменения в кровяном давлении. Ведется его постоянный замер, и когда у кого-нибудь верхнее и нижнее давления сравниваются, то этот человек переходит из нормального состояния в эйфорическое, теряет сознание и падает. Вслед за этим их, быстренько приодев, как положено по программе, тут же отправили в спускаемый космический аппарат, который швыряло на море, подобно пинг-понговому мячику во время игры. А там – очередной внеплановый сюрприз.Во время прохождения испытателями иммерсии этот аппарат на короткое время предоставляли членам отряда космонавтов, проходящим одновременно с ними морскую подготовку. Так, всего за два часа их там так укачало, что никто не избежал тошноты. Но одни эту неприятную процедуру делают с использованием предназначенных для нее герметических мешков, а другие боятся показывать, что им было так плохо во время тренировки и возвращают свои завтраки куда угодно – лишь бы подальше от глаз. Например, за панели приборов, которых в спускаемом космическом аппарате великое множество. Отмыть все запачканные места практически невозможно. И испытатели должны были войти в него после такой кошмарной иммерсии! Без содрогания этого сделать было нельзя, но они должны были. И они сделали это.
А близкий по форме к усеченному конусу спускаемый космический аппарат на беснующейся штормовой воде – это далеко не морской корабль! Он испытывает хаотическую и тошнотворную для людей болтанку, имеет все возможные степени свободы. Так что находящимся внутри его совершенно невозможно угадать, что произойдет в следующее мгновение: то ли ты окажешься наверху, то ли по кругу тебя развернет, то ли кто-то повиснет над тобой. Или вдруг вода хлынет в иллюминатор…
Трое суток первого эксперимента прошли по намеченному для испытаний графику. В тяжелейших условиях, когда температура воздуха в спускаемом аппарате достигала +38 градусов, влажность 100 процентов и плюс волнение моря. Из трех НАЗов, выданных на троих на трое суток испытаний, не был съеден полностью ни один, так как постоянное поддавливание изнутри организма, которое преследовало практически всех участников эксперимента, аппетита не прибавляло. Наоборот, у некоторых «на гора» выдавались последние запасы желудочного сока и желчи. По окончании эксперимента участники испытаний в костюмах «Форель» покинули спускаемый аппарат через люк на водную поверхность. Там их «спасли» специалисты, обеспечивающие безопасность, поиск и спасание, подняли на борт спасательного судна. На нем, как и до начала эксперимента, медики провели ортопробу, в ходе которой двое из трех участников эксперимента перешли грань эйфорического состояния и потеряли сознание. Только Виктор Рень прошел все этапы первого эксперимента, успешно выполнив процедуры и задания, предусмотренные программой.
Второй морской эксперимент начался для испытателей с тяжелейшего ожидания кошмарной иммерсии, но волнение в эти сутки было небольшим и все прошло нормально. Зато в спускаемом аппарате им снова преподнесли сюрприз. Один из проходящих морские тренировки космонавтов решил остаться в нем еще на сутки – дополнительно проверить себя на прочность. И вот на исходе этих суток, когда при волнении в три балла испытатели впервые задремали, произошло непредвиденное. Их коллега по выживанию вдруг, спросонья, наверное, взял да и… помочился прямехонько на работающий вентилятор, который равномерным слоем распределил все это по участникам эксперимента, находящимся в аппарате. А в нем +38 градусов и влажность 100 процентов!.. В общем, когда по завершению эксперимента испытатели покидали спускаемый аппарат, от них пахло, как из привокзального туалета.
Мужественный и очень сдержанный человек, Виктор Рень не стал более подробно рассказывать о тех дважды по трое морских сутках в космическом аппарате: что они там пережили, что чувствовали, как преодолевали этот кошмар. Просто он так же лаконично и спокойно, как когда-то прокомментировал мое нештатное раскрытие запасного парашюта, сказал: «Это были самые страшные эксперименты в моей жизни. И я понял, что если даже после восьмисуточного полета космонавт приводнится хотя бы в трехбалльное море, то он не выживет и двух суток!».
Чего ради, по каким таким особым соображениям шли эти люди на подобные муки, чреватые не только потерей здоровья, но порой и жизни? Ведь ни космический полет, ни всеобщая слава за такие геройства им не светили. Быть может, денег заработали?
О вознаграждении за их кошмарный труд – особая песня. Как-то Реню и Новикову предложили пройти большой комплекс сложных и физически тяжелых экспериментов, связанных с испытаниями медикаментозных средств в процессе работы испытателей на различных динамических стендах. Главная изюминка этих экспериментов состояла в том, что целый букет вредных факторов должен был воздействовать на организм испытателя в течение максимально возможного времени его работы на каждом из них. По результатам экспериментов каждому пообещали заплатить приличное денежное вознаграждение, которое позволит безбедно жить их семьям в течение продолжительного времени. Мол, денег получите столько, сколько за всю свою жизнь не видели!
Заплатили… Эти цифры почему-то в памяти у Виктора Реня на всю жизнь так и отложились: он – 36 рублей 80 копеек, Михаил Новиков – 32 рубля 60 копеек. Рень еще шутил: «Ты, Миша, видать, где-то там сачканул – не досидел, раз тебе на четыре рубля меньше выписали…». А потом, когда пришел их получать, то искренне, от всего сердца предложил руководителю эксперимента (кстати, хорошему знакомому обоих испытателей, тому самому, который обещал денег «сколько в жизни не видели»): «Володя, да забери ты эти деньги себе, чтобы я их действительно больше никогда в жизни не видел! Пусть это будет подарок от нас с Мишей всем организаторам экспериментов!». Два гражданских испытателя за участие в аналогичном опыте по линии Института медико-биологических проблем получили по несколько тысяч рублей. В то время килограмм колбасы стоил 80 копеек.
За описанный выше страшный эксперимент по выживанию на море военные участники заработали от 70 до 200 рублей в зависимости от времени, проведенного в аппарате. Реню, который пробыл в эксперименте дольше всех, – в течение требуемых двух суток иммерсии, шести суток непосредственно испытаний в спускаемом аппарате на акватории моря и четырех часов ортостатических проб – выплатили аж 380 рублей. Гражданские подопытные за участие в аналогичных экспериментах получили более 15 тысяч рублей каждый! Автомобиль «Волга» тогда стоил 9 тысяч. Понятно, за такие деньги можно было терпеть неимоверные нагрузки, жертвовать здоровьем. Чтобы потом не только купить машину или даже квартиру, но и беззаботно жить год-два до следующего эксперимента.
Военным испытателям приходилось, возвратившись домой после различных тяжелых выживаний и экспериментов, в поте лица трудиться на своих основных работах, чтобы прокормить семьи. Но этих денег, конечно, тоже часто не хватало. Тогда искали левые заработки. Как-то отделение невесомости Центра подготовки космонавтов, где в то время работали наши герои, решило в полном составе немного подзаработать на хлеб с маслом. Для чего договорились с районным строительным управлением о разовых работах по ремонту крыш нескольких высоких домов. Все же они – высококлассные профессионалы, имеющие огромный опыт работы в самых экстремальных условиях. Что им крыша дома или долгое висение вдоль его стен?! Все происходило примерно так.
Заранее сколоченная бригада подъезжает утром на своих машинах к районному стройуправлению, берет у них задание и едет к указанному 15-этажному дому, где нужно отремонтировать крышу. Прямо в машинах переодеваются в грязные рабочие робы и уже с матюшком и плоскими шуточками – дабы жильцы не видели и не поняли, что это идут подполковники и полковники Советской армии, – поднимаются наверх, где предстоит латать крышу. Заодно предлагают свои услуги и хозяевам квартир верхних этажей – там стык плиты со стеной всегда течет.
Когда дверь шикарной квартиры открывает молодая привлекательная женщина и с ней начинается разговор об индивидуальном ремонте – халтуре на 150–200 рублей, – кому-то из стоящих перед ней испытателей, прошедших уже куда больше, чем любой космонавт, нет-нет да и вспомнится встреча с профессионалом-невесомщиком из американского NASA. От которого они узнали, что за два года куда более спокойной работы, чем постоянная основная деятельность наших ребят, он зарабатывает столько, что хватит даже его внукам. Так наши-то еще и за бесценок участвуют в кошмарных экспериментах по выживанию! Да еще вынуждены подобным образом халтурить. Но это так – мимолетное, когда только появляется в проеме двери хорошей квартиры красивая женщина…
А уже вскоре после этого, когда достигнута договоренность о работе (а она достигается всегда – кому же не захочется быстро и качественно решить проблемы с текущей крышей?!), они одевают подвесную систему от парашюта УТ-15, навешивают капроновые веревки и, взяв в руки ведра с толуоловым лаком, делают свое дело. А толуоловый лак, который им поступает с «Атоммаша» и которым по жизни заделывают атомные реакторы, не только очень хороший герметик, но еще и чрезвычайно токсичное вещество. Бывало, у работающих с ним на высоте пятнадцатого этажа людей из носа шла кровь. Но эту работу они делали на «отлично», впрочем, как и любую другую, которую им поручали.
И вот после одной из таких халтур они, провонявшие и испачканные этим лаком, сильно уставшие, в каких-то грязных лохмотьях, собирают внизу у лифта свое оборудование перед отъездом домой. Вокруг всякий местный народ ходит, с работы домой возвращается. Им – специалистам по невесомости, классным мастерам парашютной подготовки, участникам тяжелейших космических испытаний – очень неудобно и морально довольно тяжело. А у Михаила Новикова кто-то еще краской на спине рабочей куртки ласково и крупно написал «Миша». И вдруг один из жильцов дома этак снисходительно и назидательно произносит: «Вот, Миша, учился бы ты в школе хорошо – не мазал бы крыши…». Почти в рифму произносит да еще с таким значительным моралите. Ребята вокруг как грохнут со смеху… Ведь Миша Новиков, к которому было это обращено, когда-то участвовал в математических олимпиадах, университетский курс математики прослушал.
– Но тогда чего же ради? – не переставал я задавать сам себе и им этот вопрос. – Зачем шли вы на эти нечеловеческие и, вдобавок, почти благотворительные испытания, к которым вас к тому же и не принуждали?
– Вся наша космонавтика была овеяна красивыми легендами, нужными делами, очень привлекала, – задумчиво и очень лирично начал Михаил Новиков. – И хотелось хоть что-то сделать для нее. Внести и свою маленькую частичку. Нам ведь не приказывали, а просто предлагали: «Пойдете?». А мы в ответ: «Пойдем!». Вот точно как перед парашютным прыжком, когда с утра ты можешь подойти к доктору и сказать, что не готов прыгать, и он обязан, не задавая тебе никаких вопросов, освободить от прыжков. То же самое – и во всех этих испытаниях…
– Конечно, это был энтузиазм, внедренный в нас когда-то, – продолжил Виктор Рень. – Я всегда говорил и говорю перед началом любого эксперимента: «Миша, если не мы, то кто же еще. Не дрейфь, Миша, вперед, вперед!». Но еще это, конечно, и большой интерес к тому,Нет никаких сомнений в том, что направь кого-нибудь из них в космическую экспедицию, он чувствовал бы себя там, как рыба в воде. Но в космос они не полетели – не космонавты! Зато славно поработали на великое дело не только в пустыне, тундре или на море, где выступали в роли этаких любознательных добровольцев.
С 1980 года Виктор Рень и Михаил Новиков в составе специалистов-профессионалов по парашютному и психологическому делу активно участвовали в исследованиях, относящихся к программе разработки и внедрения методологических основ организации и проведения специальной парашютной подготовки космонавтов. Отрабатывая упражнения и методики их испытаний, они выполняли экспериментальные прыжки различной сложности с высот от 100 до 5500 метров и на скоростях летательных аппаратов от 120 до 550 километров в час. Во всех этапах прыжка с парашютом надо было решать простые и сложные математические, логические и другие задачи, при этом все решения сопровождались словесным объяснением на диктофон, закрепленный на испытателе. Любая ошибка в решении конкретной задачи влекла за собой или недопустимую потерю высоты, или раскрытие основного парашюта на большой высоте, или приземление в точке, очень далекой от расчетной.
В первых же прыжках Новиков получил сложнейший винтовой перелом ноги, но завершил программу и только по окончании рабочего дня обратился к врачам, которым сказал, что сломал ногу, поскользнувшись на апельсиновой корке. Врачи надолго замуровали его в гипс, с которым он приезжал на прыжковое поле и переживал вместе со всеми за результаты каждого прыжкового дня. У Реня были аварийные отцепки от отказавшего основного купола, но он, переуложив запасной парашют, снова и снова поднимался в небо для того, чтобы делать эту непростую работу. Виктор и Михаил прыгали практически со всех типов летательных аппаратов, предназначенных для этих целей: вертолетов Ми-8, Ми-6, Ка-27, самолетов Ан-2, Ан-12, Ан-26, Л-410, Ил-76 и многих других. Они в совершенстве овладели практически всеми существовавшими на этот период времени парашютами – от примитивного Д-1-5У до сложнейших планирующих оболочек. Начиная с 1980 года, за двадцать с небольшим лет Рень выполнил около 1500 прыжков с парашютом, Новиков – около 1300, и большая часть из них были необычными, экспериментальными прыжками.
Более 400 часов провели они под водой, принимая участие в различных испытаниях с использованием специального снаряжения и скафандров. Прежде всего, это испытания системы обеспечения жизни и активной деятельности космонавтов в скафандрах «Орлан», предназначенных для выхода в открытый космос в условиях моделированной невесомости в гидросреде. Перед испытателями ставилась серьезная задача обкатать стационарную систему воздухо– и водоподготовки скафандров и водолазного снаряжения на предельных режимах. Параллельно – испытать организм человека при воздействии на него комплекса вредных факторов с максимально возможной активной его деятельностью в скафандре. Температура охлаждающей воды, подаваемой в костюм водяного охлаждения в скафандре, регулировалась от +4 до +24 градусов по Цельсию. При этом, чем меньше температура охлаждающей жидкости, тем активнее должен работать оператор в скафандре (дабы не замерзнуть) и наоборот. Работа классифицировалась по характеру нагрузок только как «тяжелая» и «очень тяжелая». Достаточно сказать, что за одно из погружений на протяжении семи часов непрерывной работы под водой Виктор и Михаил потеряли в весе 5 и 5,5 кг соответственно, а частота сердечных сокращений в отдельных случаях достигала у них 180 ударов в минуту (ну, точно, как у Алексея Леонова во время его драматичного выхода в открытый космос, когда случилось непредсказуемое ЧП!). В результате больших нагрузок и переохлаждений в течение определенного времени после окончания некоторых экспериментов у каждого при мочеиспускании обнаруживалось кровотечение. Но об этом знали только два человека, Рень и Новиков, ибо любая жалоба на здоровье – это госпитализация, внеочередное медицинское освидетельствование с непрогнозируемыми последствиями. А уходить с такой ответственной и интересной работы практически на старте им совершенно не хотелось.Занятные воспоминания остались у них от испытательных работ на вестибулярных стендах (на так называемом «кресле КУКа», качелях Хилова) и центрифуге. Здесь, как и везде, их ждали предельные нагрузки и режимы. На отдельных стендах космонавты, готовящиеся к космическому полету и уже слетавшие в космос, выдерживали сильно раздражающие вредные воздействия на вестибулярный аппарат лишь в течение двух-трех минут. Виктору и Михаилу по условиям эксперимента приходилось работать при аналогичных начальных условиях более тридцати минут! Доктор, проводивший эксперименты, увидев «неадекватность» реакции подопытных на раздражающие факторы (ну никак не входили они в обычное при таких нагрузках тошнотворное состояние), ввел дополнительное пренеприятнейшее воздействие на вестибулярный аппарат, но не смог довести их до нужного ему дискомфортного состояния. Тогда у него вырвалась весьма примечательная фраза: «Мужики, на вас я науку не сделаю». После этого Виктор и Михаил получили памятное вознаграждение, немного превышающее 30 рублей каждый, которое возвратили организаторам экспериментов, на чем это испытание и закончили.
Однако, несмотря на все эти умопомрачительные эксперименты, каждый из которых мог бы довести до самых печальных последствий любого смертного, есть у Реня и Новикова предмет особой гордости в их испытательской жизни. Самые продолжительные и интересные эксперименты они провели в условиях кратковременной невесомости и перегрузок на летающих лабораториях. По-настоящему они начались для них в 1980 году и продолжаются у Виктора по сей день – он работает в качестве наставника молодежи, выполняя обязанности инструктора-испытателя в Центре подготовки космонавтов имени Юрия Гагарина.
Что такое невесомость в специальной летающей лаборатории, следует рассказать подробнее, поскольку это главный стрессирующий фактор любого космического полета, и к нему именно таким образом готовились и продолжают готовиться абсолютно все космонавты, начиная с Гагарина. Для ее достижения специальный самолет горизонтально разгоняют на высоте 6500 метров, и с перегрузкой в 2 G он вводится в кабрирование – резко взмывает вверх. При достижении угла кабрирования в 45 градусов самолет продолжает далее лететь как свободно брошенное тело по параболической траектории. В этот момент и начинается режим невесомости. А заканчивается он в момент входа самолета под углом 45 градусов на пикировании. Продолжительность перегрузок 23 секунды, невесомости 25 секунд. Обычно за один полет выполняется десять таких режимов. Подобный маневр считается весьма рискованным, потому все, находящиеся в самолете, обязательно имеют за спиной парашюты и готовы в любой момент покинуть воздушное судно.
На протяжении всего времени участия в испытаниях и тренировках космонавтов на невесомости Виктор Рень выполнил более 900 полетов с общим временем пребывания в условиях перегрузок более пяти суток, а в невесомости более трёх суток. Михаил Новиков – более 800 полетов. Дольше них в нашей стране (а, возможно, и в мире) в условиях столь продолжительного действия вредных факторов невесомости и перегрузок не пребывал никто. Это абсолютный рекорд. Но испытатели не просто плавали в невесомости. Во время этих полетов проводились сложнейшие эргономические испытания различных образцов космической техники, типов космических скафандров и снаряжения. Разнообразные медицинские эксперименты, испытания по пригодности космической пищи, среди которых были образцы с, мягко говоря, неудачными вкусовыми качествами и запахом. Технические и технологические испытания и эксперименты с использованием опытных образцов космической техники, специальных систем пилотируемых и беспилотных космических аппаратов. В результате совершенствовалась существующая техника, появлялись новые образцы, а также новые технологии и конструкции. Большую часть в этих работах занимали работы по созданию и испытаниям крупногабаритных космических конструкций, которые в последующем использовались при строительстве орбитальных станций и радиотелескопов. Все работы, выполненные в условиях кратковременной невесомости, позволили значительно повысить надежность космических систем, конструкций и оборудования, а также значительно снизить материальные и финансовые затраты, которые потребовались бы для проведения аналогичных испытаний в космосе.
Виктор Рень и Михаил Новиков прошли всевозможных испытаний экстремальными ситуациями гораздо больше, чем космонавты: и по объему, и по качеству. Кажется, уже дальше и некуда. Но самое поразительное, что были еще и профессиональные космические испытатели, дошедшие на границе жизни и смерти дальше, чем они, и потерявшие на этом страшном пути не только силы и здоровье.Глава 3. Профессия – выжить!
Потребность в таких людях появилась сразу же, как только начались пилотируемые полеты в космос. Понятно, до них подобными испытуемыми были животные. Не счесть мышей, крыс, кроликов, собачек да обезьян, отдавших здоровье и жизни ради высокой человеческой цели. Еще задолго до полета Гагарина их крутили на центрифугах, выдерживали в термо– и барокамерах, мучили при недостатке кислорода и избытке других газов, в прочих невыносимых ситуациях, в поисках пределов существования живой материи, попавшей в неземные условия. Затем началась эра выхода в космос животных, когда до полета первого космонавта там побывали десятки различных четвероногих. И даже безногих: рыбок, рептилий. Потом, определив пороги биологического выживания в разных условиях, ученые приступили к изучению воздействия на них космических перегрузок.
Официально первым обитателем Земли, посетившим космос, считается собака Лайка, взлетевшая туда на советской ракете в ноябре (опять этот праздничный ноябрь!) 1957 года. Но хотя и было тогда объявлено на весь свет о ее успешном полете, он на деле оказался не таким уж и успешным. Лайка не вернулась на Землю – она буквально испеклась во время сильнейшего разогрева космической капсулы уже через несколько часов после старта. Последующим собачкам Белке и Стрелке повезло куда больше – они всемирно прославились после посещения ими околоземного космического пространства и благополучного возвращения на родную планету. Однако, они были лишь определенным апофеозом целой серии полетов животных в космос – большей частью неудачных, по той или иной причине закончившихся гибелью маленьких космонавтов или всего космического аппарата вместе с его обитателями.
Но каждый результат был очень важен и нужен для успешного решения вставшей перед людьми захватывающей воображение фантастической цели – отправки в космос человека. Ученые внимательно отслеживали все, что происходит с животным во время старта ракеты, пребывания в космосе и возвращения на Землю. Они не только мерили им давление, пульс и прочие обычные физиологические показатели, но, например, через вживленные в мозг электроды пытались понять и изменения, которые могут произойти в необычной космической обстановке в поведении животных, а значит, попытаться проложить мостик к возможному воздействию космоса на психику человека. Возвратившиеся бездыханные, полуживые или благополучно пережившие космический полет тела скрупулезно исследовали, чтобы понять, отчего наступило то или иное изменение, смерть и что нужно сделать для предотвращения подобного в будущем. Нужно было как можно больше знать о том, что ждет живое существо, а в конечном итоге человека, во время такого загадочного и желанного космического полета. Две эти собачки стали маленькой вершинкой огромного айсберга из тысяч различных животных, поработавших, покалечившихся и погибших ради выхода в конечном итоге в космос человека. За что им огромная человеческая благодарность!
Когда же в космос стали готовиться, а затем и полетели первые люди, то стало понятно: наработанный на животных опыт очень важен и нужен, но его совершенно недостаточно. Ведь то, что выдерживает крыса, собака или даже обезьяна, совершенно запросто может не выдержать человек. Потому не только до первых космических полетов людей, но даже до их серьезных физических тренировок перед этими полетами следовало определить границы человеческих возможностей в каждом их виде: перегрузки, условия невесомости, повышенное и пониженное окружающее давление, температура и многое, многое другое.
Кое-что из этого арсенала уже было отработано в военной авиации, особенно истребительной, где тоже хватает всевозможных экстремальных нагрузок, которые нужно изучать и к которым готовить пилотов. Но космос предъявлял людям нечто принципиально новое. К тому же человеку предстояло не просто прокатиться в космическое пространство, но выполнять там определенные задачи. Да вдобавок все более и более усложняющиеся выходы в специальных скафандрах в открытый космос, работа там на долговременных обитаемых станциях, длительные полеты со всем букетом проблем психологической совместимости в условиях предельно ограниченного пространства и невесомости. А потом выяснилось, что не меньшие сложности ожидают человека при возвращении оттуда. Например, нештатная посадка спускаемого космического аппарата в зимней тундре, тайге, в знойной пустыне, в горах или даже в море, когда подхода спасателей можно ждать не часы, а несколько суток. Надо сказать, жизнь проверяла космонавтов в подобных условиях, и они с честью выдерживали никем не запланированные испытания. Как, например, случилось у Павла Беляева и Алексея Леонова во время их знаменитого и многострадального полета, во время которого произошел первый выход человека в открытый космос. Завершающей в серии чрезвычайных ситуаций того полета стала нештатная посадка в незапланированный район – пермскую тайгу – и ожидание спасателей в течение почти двух суток.
Кстати, именно после таких ЧП в реальных космических экспедициях и появлялись в тренировочном арсенале космонавтов выживание в зимней тундре и летней пустыне, морские и таежные тренировки. Все-таки лучше было заранее понять, что ожидает человека, попавшего в такую передрягу, на что он способен и постараться подготовить его к этому – потренировать в аналогичных условиях до полета. Определить, какие самые необходимые средства спасения, количество воды и еды следует положить в его спускаемый багаж, какие медикаменты могут ему помочь. Я уже не говорю о предварительной отработке полной программы многих планируемых полетов еще до старта, когда на участвующих в экспериментах людях проверяется новая космическая техника – ведь в космосе предусматривается двойная и даже тройная система страховки любых узлов. Не являлись исключением и узлы человеческие.
Всех космонавтов в обязательном порядке ожидают подобные тренировки. Но, прежде чем предлагать любое серьезное испытание готовящемуся к полету человеку, надо еще понять, в каком объеме это делать. Какова доза экстремального воздействия, которую он может выдержать без последствий для будущей работоспособности, здоровья и жизни? Ведь ему не только надо пройти соответствующие тренировки, но и потом выполнить в космосе определенное задание.
И тут опять потребовалась помощь подопытных, но на этот раз людей, а не животных. Потому что хоть они и являются «братьями нашими меньшими», но о многих человеческих возможностях можно судить только по экспериментам на людях. Так, практически одновременно с эрой космических героев началась эра профессиональных космических испытателей. Людей, мало кому известных, но зато много чего переживших. Многие из них не просто прошли через запредельные для человека нагрузки, но, без преувеличения, побывали на границе жизни и смерти. И если во время полетов подобная ситуация для космонавтов была совершенно непредсказуемой и непредвиденной, то эти люди шли на подобное, как на обычную работу, по заведомо утвержденному плану. Разными путями и на разных условиях оказывались они в роли испытуемых кроликов, но все они выполняли очень важную задачу: принимали на себя первый удар неизведанного, чтобы могли состояться последующие шаги в освоении космоса человеком.
Пожалуй, одним из самых дерзких, тяжелых и трагических экспериментов подобного рода можно считать сверхвысотное катапультирование человека – имитацию покидания спускаемого космического корабля, проведенную осенью 1962 года. В то время возвращение из космоса было не таким, как сейчас: вместо мягкой посадки внутри спускаемого аппарата космонавтам приходилось катапультироваться из него на определенной высоте, а далее приземляться с помощью парашюта. Хотя все эти операции тщательно отрабатывались, никто не был застрахован от возникновения нештатной ситуации, при которой и высота катапультирования могла измениться, и раскрытие парашюта произойти на любой высоте. Поэтому надо было проверить в эксперименте, как все пойдет в самых крайних обстоятельствах: как поведет себя техника и как – люди.
Весной 1962 года летное начальство вызвало к себе опытных парашютистов-испытателей Петра Долгова и Евгения Андреева, у которых за плечами были многие сотни сложнейших прыжков и экспериментов по исследованию авиационной и космической техники. Первый – обладатель восьми мировых и всесоюзных рекордов, награжденный за участие в испытаниях некоторых парашютных систем Госпремией и орденом Ленина, один из участников уникального в СССР прыжка с самолета, летящего со скоростью 865 километров в час и групповых затяжных прыжков из стратосферы. Второй – под стать ему напарник, десятки раз прыгавший с новыми типами парашютов, опробовавший разнообразные катапультные установки, кислородное оборудование и обмундирование.
– Требуется испытать новое высотное снаряжение в условиях стратосферы, – объяснили им суть нового задания. – Прыгать будете почти из космоса. Опыта в мировой практике пока нет. Американцы бросили манекен с той высоты, с какой придется прыгать вам, но установленные на нем датчики зафиксировали большие перегрузки во время возникшего при свободном падении штопора, и они отказались от эксперимента с человеком. Командование предлагает поручить это испытание вам…
Андреев и Долгов тут же, без особых раздумий согласились выполнить это необычное и ответственное задание. Для него был подготовлен сверхсекретный проект под названием «Звезда». В ходе его два советских высококлассных парашютиста-испытателя должны были подняться на стратостате «Волга» на высоту 25 километров и совершить небывалый эксперимент – «прыжок от солнца», как романтично его окрестили некоторые парашютисты, – в ходе которого друг за другом покинуть специальную капсулу, чтобы каждому по своему плану достичь земли. Андрееву ставилась задача лететь почти до конца в свободном падении и раскрыть парашют в самый последний момент. Долгову, наоборот, необходимо было воспользоваться им сразу после выхода из капсулы и опускаться под куполом парашюта. И то, и другое было весьма рискованно, потому что с таких высот до них никто еще не прыгал: никто толком не знал, каково будет в такой разреженной и холодной атмосфере свободно летящему человеку и как поведет себя парашют. Командиром этого маленького испытательного экипажа был назначен полковник Петр Долгов.