Приговор Бешеного
Шрифт:
— О чем ты? — нахмурился Злодеев.
— Твои вопросы потом, сначала я спрашиваю, а ты отвечаешь, как в отделе кадров. Итак?
— Я согласен.
— Пожалуй, в инстинкте самосохранения тебе не откажешь. Я хочу знать фамилию человека, который тебя нанял следить за фирмой «Герат».
— Как ты проверишь, что я назвал именно того, кто меня нанял?
— Логично, — согласился Савелий. — Давай так: рискни обмануть меня и увидишь, чем это для тебя кончится.
— Ты так убедительно говоришь, что у меня, похоже, действительно нет другого выхода,
— Очень верное решение.
— Это Жарковский, работает…
— Я знаю, где работает Геннадий Александрович, — прервал его Савелий, — что еще он заказал, кроме устранения Олега Вишневецкого?
— Я не убивал его! — истерично воскликнул Злодеев. — Поверь, не убивал, — тихо добавил он.
— Да, не убивал, но заплатил за то, чтобы ему подстроили аварию, так?
— Да, заплатил, но я был уверен, что все кончится благополучно: «лексус» очень надежная машина. Я был уверен, что Олег поймет это как предупреждение и пойдет навстречу просьбам Жарковского. Это Жарковский приказал убить Вишневецкого! — чуть ли не выкрикнул Злодеев.
— Он так и сказал: убить?
— Нет, он сказал «убери его, но так, чтобы комар носа не подточил!» Разве не понятно, что имелось в виду? Прошу тебя, не убивай, даю слово офицера, что всей оставшейся жизнью докажу, что я не такая уж сволочь.
— Какой ты офицер? Ты баба! Застукал жену в постели с другим, выгнал ее — твое право, а потом рассопливился, как баба, и исковеркал свою дальнейшую судьбу и службу, правда ведь? — Почему-то Савелию было жаль этого парня, то ли потому, что он тоже бывший «афганец», то ли из-за его заботливого отношения к матери, трудно сказать.
— Прав ты, парень, — тихо проговорил Злодеев, — на все сто прав. Получив задание следить за ним, я както не въехал, что Вишневецкий — «афганец». Он был для меня очередным «объектом», за которым я должен был следить, и все. Да и деньга хорошие платили, а на мне мать-старушка да еще брат-инвалид с детства; сейчас я отправил его на полгода в санаторий, а это такие бабки…
Только не подумай, что это я говорю, чтобы оправдаться или вызвать сочувствие. Совсем нет, мне хочется, чтобы ты понял мое состояние теперь, после того как я побывал на похоронах Олега Вишневецкого, увидел, сколько народу пришло проводить его, встретил там тех, с кем воевал не один год…
Господи! Да мне самому жить не хочется после того, что я натворил. Только на похоронах до меня, тупого идиота, дошло, что Олег, как и я, бывший «афганец». Господи, если бы не мать и не брат, которые не выживут без меня, я бы собственными руками придушил эту гадину Жарковского, а потом бы и себя наказал. До конца дней придется нести мне на себе этот груз позора и вины. — Он замолк и виновато опустил глаза.
Савелий, не перебивая, выслушал монолог этого, не совсем еще потерявшего совесть, парня. И конечно же он «слушал» не только произносимые слова, за которыми можно скрыть все, что угодно. И конечно же вспомнил, что видел его на похоронах.
— Считай, что тебе выпал еще один
— Ты… Вы оставляете мне жизнь? — удивленно спросил Валерий. — Вы поверили мне?
— Не тебе, а твоей матери, твоему брату, наконец… А-а! — Савелий махнул рукой, встал и направился к выходу.
— Извините, — остановил его Злодеев, — вы обещали сказать, что скрывает от меня мама, — напомнил он.
— Как ты думаешь, куда каждый четверг она ездит? — Савелий считал, что отцу следует знать, что у него есть дочь.
— Я не думаю, я знаю: в собачий питомник…
— Сам ты собачий питомник, — съязвил Савелий. — Она ездит к твоей дочери.
— У меня нет никакой дочери, — растерялся Злодеев.
— Представь себе, есть. Твоя бывшая жена родила ее после вашего разрыва. Они сильно бедствуют… а твоя мать тайком от тебя и поддерживает их…
— Это правда? — На его лице появилась глуповатая улыбка.
— Зачем мне тебе врать? — Савелий пожал плечами и повернулся к выходу.
— Спасибо тебе, земляк, — бросил вдогонку Валерий дрогнувшим голосом.
Перед входной дверью Савелий снял маску, сунул ее в карман и вышел из квартиры. Спускаясь в лифте, он подумал, что, вероятно, не зря пощадил этого парня, у него действительно есть возможность искупить свою вину. Особенно убедила Савелия в его правоте реакция Злодеева на то, что у него растет дочка.
В машине Савелий подвел итог дня: еще одно звено цепочки отпало, впереди более крупная рыба — Жарковский. Он набрал номер Воронова и спросил:
— Ну что, удалось «процедить» второго кандидата?
— Ну и рыбина, доложу тебе. Где ты только таких выискиваешь?
— Места знать нужно. Давай рассказывай.
Выслушав все то, что Воронов «накопал» на Жарковского, Савелий не выдержал:
— Как же ему удается всякий раз всплывать?
— Говно ведь никогда не тонет. Никто из тех, кто ходатайствовал за него, не был с ним близок, а запах издали не доносится, пока ветра нет. Те же, кто знает его сущность, боятся нарваться на неприятности и обходят его стороной, чтобы не нюхать. Их тоже можно понять.
— Да, — согласился Савелий, — довольно противно описал, но образно и точно. Что поделаешь? И говно кому-то нужно убирать…
С Жарковским оказалось сложнее, чем со Злодеевым, но это и естественно: чем выше поднимешься по цепочке, чем ближе к главной фигуре, тем сложнее и опаснее становится задача.
Савелий приступил к наблюдению, чтобы определить оптимальную тактику. Почти две недели, изо дня в день, с раннего утра он, как на работу, приезжал к дому Жарковского. Еще повезло, что Богомолов вошел в положение, и на имя Воронова выделялась машина, якобы для выполнения «спецзадания». «Лексус» гератовцы продали, чтобы ничто не напоминало о трагедии. К счастью, в гараже ФСБ машин хватало, в крайнем случае номера можно было менять хоть два раза в день.