Приговор, который нельзя обжаловать
Шрифт:
– Да, я вас слушаю.
В ответ раздались шорох и покашливание, словно человек на том конце провода не знал, с чего начать, или не решался заговорить и набирался духу. Наконец сквозь помехи пробился голос утреннего таинственного собеседника и осторожно поинтересовался:
– Андрей Львович?
– Да, это я.
– В таком случае… – начал телефонный человек-инкогнито, но опять замолчал.
И тут уж Андрей не выдержал:
– Слушайте, перестаньте заниматься ерундой! Объясните, в конце концов, в чем дело? Давайте встретимся, поговорим, обсудим вашу проблему.
– Понимаете,
«Может, калека, прикованный к постели или инвалидному креслу, а я на него так напустился», – устыдился Никитин.
– Ну, хорошо, – сказал он мягко и с сочувствием. – Но изложить суть дела вы можете?
– Разумеется. – Мужчина вздохнул. – На столе, под лампой, конверт. В нем двести долларов. Это вам за то, что приехали на встречу сами. Гонорар обговорим позже. Но прежде чем возьметесь за дело, вы должны обещать, что станете соблюдать полную конфиденциальность.
– Ну, разумеется!
– Нет, вы меня не совсем поняли. Речь идет не просто о тайне, а о полнейшей секретности: вести свое расследование вы будете втайне даже от тех, с кем придется непосредственно работать. Инкогнито! Ваше агентство ведь так и называется? Так вот, работать вы будете инкогнито.
– Ну, хорошо, – не очень уверенно согласился Андрей: все это было странно.
– В таком случае перейдем к сути. Вчера, в половине девятого утра, в библиотечном архиве госуниверситета сработало взрывное устройство, – монотонно, словно читая написанный на листе бумаги текст, проговорил мужчина.
– Взрыв в университете? Я слышал об этом. Только не знаю деталей…
– Погибла работник архива Королева Екатерина Васильевна, – продолжал «читать свой текст» мужчина. – Судя по всему, это было хорошо подготовленное убийство. Взрывное устройство убийца вмонтировал в обогреватель. Как только Екатерина Васильевна включила его, бомба сработала, произошел взрыв. Убийца хорошо рассчитал, он знал ее привычки: первым делом Екатерина Васильевна, приходя на работу, всегда включала обогреватель – в архиве прохладно, – потому и вмонтировал устройство туда. Кроме нее, в этот час в кабинете никого не могло оказаться. Разве что случайно. Я хочу, чтобы вы нашли убийцу. И самое главное – его имя вы должны назвать только мне, и больше никому. Имя – и доказательства вины. Помните о нашем договоре?
– О договоре я помню, но… Допустим, я найду убийцу и смогу доказать, что преступник – Петров Иван Сидорович, а дальше? Ведь убийца не может разгуливать на свободе, не должен остаться безнаказанным. Убийцу я просто обязан передать в руки милиции.
– Конфиденциальность будет хорошо оплачена.
– Да поймите вы, я не имею права держать в тайне от органов…
– Милиция не должна ничего знать! Это самое главное условие.
– В таком случае я становлюсь соучастником преступления!
– А в противном случае убийца вообще не будет найден. Поймите, вы должны его только найти, карать – это уже не в вашей компетенции. И потом… – мужчина замялся, видимо не решив еще, говорить ему или нет, – есть один нюанс. – Он опять помолчал в нерешительности. – Убийца и жертва в ходе вашего расследования вполне могут поменяться местами.
– Как
На этот раз мужчина замолчал надолго, так надолго, что Андрею показалось: связь прервалась.
– Алло, вы меня слышите? – прокричал он в трубку.
– Жизнь изменить, родить себе новую девочку, все еще можно исправить, – нараспев «прочитал по бумажке» загадочно бредовую фразу его собеседник. Андрей засомневался в его рассудке и хотел отказать, категорически и твердо, но, сам не зная почему, вместо этого сказал:
– Хорошо, я займусь вашим делом.
– Вот и прекрасно! – обрадовался мужчина. – В таком случае будьте добры открыть средний ящик стола.
Никитин послушно выполнил просьбу. В ящике обнаружилась зеленая плотная пластиковая папка.
– Там вы найдете необходимые для начала расследования материалы и аванс. Я позвоню вам завтра в шесть. Буду звонить вам каждый вечер в это время. Мне бы хотелось знать номер вашего мобильного, чтобы иметь возможность общаться с вами напрямую, а не вступать каждый раз в переговоры с секретаршей.
Андрей продиктовал номер.
– И еще. Послезавтра, тридцатого декабря, состоятся похороны Екатерины Васильевны Королевой на Ивановском кладбище. Мне кажется, вам необходимо на них присутствовать, инкогнито разумеется. Ну, вроде все. До свидания.
В трубке послышались частые гудки. Андрей некоторое время вслушивался в них, словно ждал, что гудки исчезнут и его таинственный собеседник вернется, но, конечно, так и не дождался. Повесил трубку, раскрыл папку. Сверху обнаружился точно такой же конверт, какой лежал на столе, а в нем деньги – аванс. Под конвертом – фотография – явно семейная и явно не новая. Кроме того, в папке Андрей нашел три сборника стихов Софьи Королевой (маленькая поэтесса, как же, как же, помнит он ее, однажды Настя с Татьяной затащили на концерт, где она выступала) и несколько листков отпечатанного текста: биографические сведения обо всех членах семейства и некоторых близких знакомых. Он бегло просмотрел бумаги, сложил в папку, тщательно затушил окурок в пепельнице и вышел из коттеджа.
Никто не должен знать о его расследовании обстоятельств убийства Екатерины Васильевны Королевой – главное условие договора. Оно связывало Андрея по рукам и ногам, совершенно не давало развернуться. Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы обратиться к Бородину, хорошему знакомому и милицейскому майору, за помощью. Не мог он откровенно поговорить и с Татьяной, которая, оказывается, лично знала поэта Артемия Польского, близкого друга семьи Королевых и поэтического опекуна Сони. Не мог открыто прийти в университетскую библиотеку и, честно представившись частным детективом, выудить сведения о личной жизни, привычках, знакомствах и пристрастиях Екатерины Васильевны у ее коллег. Ничего он не мог. Как же тогда расследовать? Даже Вениамина и Дениса он посвятил в суть дела, взяв с них страшную клятву, что ни одна живая душа ни о чем не узнает. А секретарше Оле вообще пока решили ничего не рассказывать. Совещание совета сыщиков проходило за закрытыми дверями, и Оля ужасно обиделась.