Приговор
Шрифт:
– "Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя", - процитировал Сергей Павлович первоисточник КПСС, вождя.
Налили еще по одной. Сергей Павлович повел гостя показать привитое им дерево. На одной груше четыре разных сорта.
– Знаете, Федор Федорович, может, это оттого, что я знаю, все плоды питаются от одного корня, хотя и разные сорта, но один привкус в них присутствует.
– Наверное, так оно и есть, - Митин погладил уже почти созревший плод по красному боку, - если повязаны одним корнем, общее что-то обязательно должно быть. Так и у людей, наверное.
Солнце уже садилось, когда Митин засобирался домой, в город. Хозяева попытались отговорить его и остаться у них на ночь, как раз комната есть на даче отдельная.
– Нет! Нет! Спасибо, да и Дашка, кошка моя, уже заждалась меня. Она у меня умница и теперь, наверное, сидит на кухне, на подоконнике, смотрит в окно, не иду ли я. У меня окно с кухни выходит на сторону нашего подъезда. Лариса Сергеевна, вы меня подбросите до трассы?
– Поздно уже, и автобус последний ушел давно. А Лариса выпила, хотя и глоток, но ей в город нельзя, - попытался остановить гостя еще раз Сергей Павлович.
– Ничего страшного, я на попутной, меня полгорода знает, остановят старику.
– А другой половине города вы помогли как адвокат, - пошутила Лариса.
– Я вас подкину до трассы, Федор Федорович.
Лариса Сергеевна завела машину. Сергей Павлович тепло попрощался с Митиным, пригласил еще раз приехать, когда созреют плоды. Федор Федорович обещал. Митин сел на переднее сидение, рядом с Андреевой. Машина тронулась.
– Хорошо у вас на даче, честное слово, я так хорошо и приятно давно не отдыхал. Спасибо за приглашение, я обязательно постараюсь вырваться, - обещал, прощаясь, Митин.
– Спасибо вам, Федор Федорович, что нашли время для меня, что поддержали, - Лариса замолчала.
– Бог мой, Ларисочка, чем я вас поддержал, вы сами умнейшая женщина и все поймете, но скажу еще раз, не надо черстветь душой, и один человек еще ничего не значит, из-за одного таить обиду на всех. Я думаю, у вас все получится, вы будете работать и останетесь честным судьей Андреевой. Меркулов, я знаю, не дает вам в производство дела с сомнительным приговором, который уже вынесен до суда и его только надо озвучить.
Митин улыбнулся и по-отцовски провел ладонью по волосам Ларисы.
– Это уже легенды, Федор Федорович, я самый обыкновенный советский судья, - Лариса улыбнулась.
Подъехали к трассе, вышли из машины. Со стороны Урыва в облцентр ехала машина уже с включенными фарами. Лариса подняла руку. Остановилась "Волга", в салоне трое: двое мужчин и женщина.
– Извините, до города не подбросите?
– попросила Лариса.
– Вас с удовольствием хоть на край света, - пошутил молодой водитель "Волги".
– Спасибо, но не меня, вот товарища,- улыбнулась Лариса.
– Товарища тоже подвезем, но если честно - с меньшим удовольствием, чем вас, - снова пошутил водитель.
Митин сел сзади рядом с женщиной. "Волга" тронулась. Лариса постояла, глядя на удаляющиеся красные
– Какой прекрасный человек Митин и говорил то же, что и все, но от него веет добротой. Здоровья вам и долгих лет жизни, - вслух произнесла Лариса, - добрый вы наш человек.
После отпуска Лариса Сергеевна Андреева снова стала работать народным судьей в областном суде.
– 30 -
В дверь настойчиво звонили. Вика лежала с открытыми глазами, плохо соображая, что звонят в ее дверь. В комнате почти темно, поднесла к глазам часы - 21.00. Кого еще принесло? В голове гудело. После выписки из больницы ни один день, наверное, не обходился без спиртного. Кавказские новые друзья всегда были щедрые на угощения. Вино расслабляло, забывались все проблемы, о них просто не хотелось думать.
"Будь что будет. Какое-то решение все равно будет", - успокаивала себя Вика.
После того, как Гиви выслали, она снова осталась без работы, но в тот же день подошел к ней Сулейман, азербайджанец, который был у них теперь за старшего, и предложил торговать фруктами. Вика сразу согласилась, и дальше тот же сценарий. Сулейман, возраст которого Вика не могла даже определить, на третий день заявился к ней и, почти не скрывая, открыто предложил, как он выразился, "подработку" и назвал сумму за ночь. Сумму хорошую. Вика, даже не задумываясь, согласилась.
– Какая мораль...
– успокаивала она себя, когда Сулейман ушел довольный и сказал, что она будет только его, и если кто-то из кавказцев будет к ней приставать, пусть она ссылается на него.
– Какая мораль, весь мир бардак, а бабы... Да и любовники-кавказцы искуснее наших мужиков.
– Ты сделала мне очень хорошо. Я люблю таких раскованных женщин. Будешь такой умницей, я найду продавщицу, ты на рынке не будешь работать, - пообещал Вике Сулейман.
Дни шли однообразно. Днем рынок, вечером приходил Сулейман с неизменными угощениями и вином. Сначала часто, потом все реже и реже. Деньги быстро кончались, и их количество зависело от того, как часто приходил Сулейман, он всегда оставлял ей деньги. Ее зарплаты хватало лишь на самые необходимые продукты и сигареты. Вика привыкла к сигаретам еще с роддома. Вика сама подошла к молодому грузину Отару, торговавшему виноградом.
– Отарчик, ты еще меня не расхотел?
– улыбаясь, кокетливо спросила Вика.
– Что ты, дорогая. Еще больше хочу, мамой клянусь, каждую ночь снишься.
– Приходи сегодня вечером по адресу...
– Вика назвала сумму и адрес. На квартиру по улице Шендрикова вести Отара она не решилась. Кавказцы - диаспора дружная, хотя и враждуют между разными национальностями, и ее могли быстро вычислить и сдать Сулейману. В доме напротив двое кавказцев тоже снимали квартиру. Вика пригласила Отара в дом к своей новой подруге, с которой подружилась на рынке. Зина тоже любила выпить и мужчин не обходила.