Приговорённые (майор Девяткин - 3)
Шрифт:
Глава четырнадцатая
Стрелки ходиков подобрались к полуночи, но Леонид Помазун не думал укладываться в постель. Он вкрутил в патрон яркую лампочку, устроившись в сенях на широкой скамье, и перебирал вещи, что удалось вытащить из воды.
Да, удачно они сплавали. Бог послал этого парня, который неизвестно кого искал в затопленной деревне, но заплатил, как обещал, без обмана. И еще ночевать остался, значит, завтра еще и за постой отстегнет. Вдруг он услышал какой-то скрип и подумал, что, наверное, это постоялец сидит в горнице и читает. Надо бы ему напомнить, что за свет отдельная плата полагается.
Помазун метнулся к топору, что стоял в углу, да кто-то из чужаков поставил ножку. Хозяин бухнулся грудью на доски пола и тут же получил удар каблуком сапога в промежность. В глазах сделалось темно. Он закричал от боли и получил второй страшный удар по затылку.
Очнулся Помазун минут через десять, гадая про себя, жив он или уже того… отошел в лучший мир. Болела промежность, кровь сочилась из разбитого затылка на щеки и шею. Значит, еще жив.
В следующее мгновение он услышал топот ног за спиной. Кто-то вцепился ему в волосы, задрал голову кверху и поднес к лицу керосиновую лампу.
– Э-э-э… Этот черт.
– Вижу, что он, – отозвался другой голос. – Его карабин под кроватью, почистить не успел.
– Вы чего? – шептал Помазун, обхватив голову руками. – Вы чего, мужики?
– Когда ты стрелял в безоружного парня, который просил о помощи, ты что себе думал? – наклонившись, проорал ему в лицо Сотник. – Думал, сука, тебя искать не станут? Думал, некому тебя искать?
– Господи, да какой там парень… О чем это вы?
Пинками его загнали в комнату, снова сбили с ног. Здесь же у окна лежал постоялец. Видно, от встречи с ночными гостями он тоже не ждал ничего хорошего. Губы Радченко были разбиты, из носа капала кровь. Ворот свитера болтался на одной нитке. Стоявший у круглого стола Сотник перебирал документы, что удалось найти в сумке московского гостя. Документы, разумеется, были подложными. Радченко давно взял за правило: пускаясь в новое сомнительное и опасное приключение, брать с собой новые бумаги. Случалось, эта предосторожность спасала его от смерти.
– Дмитрий Васильевич Кулик, – прочитал вслух Сотник. – Паспорт выдан… Надо же, ты, приятель, из Москвы. Конечно, столько денег в лопатнике. Я сразу должен был догадаться, что ты именно из Москвы. Это единственное место в России, где еще водятся деньги. Так… А это что? Удостоверение. Ветеринарный врач. Звучит неплохо. Ты правда врач или так, понты гоняешь?
– Врач, – разлепил губы Дима. – Врач первой категории. Окончил академию с отличием. Дважды повышал квалификацию…
– А лекарства с собой какие-нибудь есть? Не для зверья, для человека?
– В амбулатории можно взять, – подал голос Помазун. – Это на площади, у клуба. Я фельдшерицу хорошо знаю, могу слово замолвить. Она отпустит хоть вечером, хоть ночью. Ну, раз люди такие хорошие пришли… Такие хорошие… Без разговора отпустит. Особенно если я попрошу.
– За… Зо… Заткнись, тварь! – Палыч наступил каблуком на руку хозяина, и тот заскрипел зубами от боли.
Сотник сунул документы Радченко
– На… На кой хрен нам этот коновал?
– А если с нашей дамочкой случится самое худшее?
– Че… Чи… Чего тогда спрашивать, если все решил?
Сотник пнул Радченко в бок, приказал ему подняться, собрать манатки и выходить на улицу. Радченко выполнил команду. Еще не веря своему счастью, он повесил на плечо ремень сумки, что привез из Москвы, прошел через сени, встал на крыльце. Следом вышел Сотник и, закуривая, спросил:
– Человека вылечить сможешь?
– Что с ним? Пулевое ранение?
– Не с ним, а с ней. И не ранение, а… Черт его знает. Сильное переохлаждение. Сам разберешься.
– Без лекарств – это трудновато.
– Будут лекарства. Если поможешь – получишь премию, а не выйдет… Ну, тогда не обижайся, фельдшер. Сразу скажу, шутить со мной не надо, захочешь намылить лыжи, и пуля – твоя.
– Не намылю, – пообещал Радченко. – Я плохо бегаю.
А Палыч, оставшись в комнате, подошел к кровати, взял большую подушку из гусиного пуха, положил ее на голову Помазуна, прижал ладонью к затылку, правой рукой ткнул стволом пистолета в шелковую наволочку и дважды нажал на спусковой крючок.
Вчерашний день, весь без остатка, Девяткин провел в архивах и информационном центре Министерства внутренних дел. Все, что удалось выяснить о мальчике по имени Коля Степанов, уместилось в тощую папку. К вечеру из разных мест, куда уже были направлены запросы и поручения, пришли ответы.
Майор заперся в кабинете, разложил бумаги на рабочем столе и долго разглядывал фотографию матери ребенка – изможденной женщины с потухшими глазами. Она похоронена на кладбище при зоне. Вот фото захоронения. Вместо фамилии указан номер умершей заключенной. Две тройки, семерка и пятерка. Да, только номер и остается от человека. Таковы правила в исправительных учреждениях.
А вот ответ на запрос Девяткина из городского управления внутренних дел Петрозаводска. На бумагах пометка «срочно». В этом городе проживает бабушка Коли – Лидия Николаевна. До выхода на пенсию работала уборщицей в текстильном техникуме. Покойный муж Василий Иванович, по профессии ремонтник трамвайного депо, умер от запоя.
Остались две дочери: младшая – Елена, мать Коли. Старшая дочь – Вероника. Она трижды сочеталась узами брака, но нашла семейное счастье только с четвертой попытки. В настоящее время живет в Москве, домохозяйка. Муж – известный на всю страну виолончелист Лобов.
Мать опознала погибшую дочь по фотографии. На вопросы дознавателя ответила, что последний раз видела Елену девять или десять лет назад. По словам ее матери, та вела разгульный образ жизни, общалась с местной шпаной, пристрастилась к вину и сигаретам. Лена уехала за красивой жизнью в Москву и назад не вернулась.
Несколько лет назад мать получила казенную бумагу то ли из больницы, то ли из какой-то государственной организации. На половинке тетрадного листа напечатали, что дочь Елена скоропостижно скончалась в результате тяжелой болезни. И никаких подробностей. Она сходила в церковь, поставила свечку и заказала заупокойную молитву по дочери.