Приговоренный к изгнанию
Шрифт:
Длинная лестница привела Станисласа к еще одной ширме, скрывавшей широкие двойные двери. Остановившись перед ними, он снял с головы капюшон.
Его голова была покрыта темными пятнами и пучками истончившихся седых волос. Тощее пергаментно-желтое лицо было испещрено глубокими морщинами, маленькие слезящиеся глазки почти скрывались под нависшими мешками век.
Шаг сквозь ширму – и Станислас с усилием толкнул от себя двери, открывая вход в еще одну залу.
Посередине комнаты стоял большой стол, а на нем в куске нетающего льда лежала огромная голова
Этот туман пах и жизнью, и смертью одновременно. Он вызывал дрожь у тех, в ком было еще слишком много жизни. Но Станисласа он уже давно не пугал, а баюкал: смерть овладевала им все сильней, и миру мертвых он принадлежал уже больше, чем миру живых.
За столом сидели двое старейшин. Остальные пребывали с состоянии сна в нижней комнате, в густых и могучих объятиях магической энергии.
Один из них мало чем отличался от Станисласа. Он был так же сух и тощ, желтовато-коричневая кожа обтягивала лысый череп и глубокими складками морщилась на лице. А вот второй...
Второй старейшина был из числа тех, кто чаще спал, чем бодрствовал. Его рук и лица уже коснулось неумолимое тление. Сквозь прогнившую щеку выглядывала белесая кость беззубой челюсти, кожа с рук местами слезла, обнажая мышцы и кости. И только глаза старейшины все еще выдавали в нем живого человека: они были крупные, выразительные и удивительно ясные – такие глаза редко бывают у стариков. Он был занят тем, что растапливал лед с головы демона желтоватым свечением из ладоней – медленно, осторожно, чтобы не повредить саму голову.
Первый старейшина поднялся Станисласу навстречу.
– Приветствуем тебя, – проговорил он.
Тот с искренним почтением поклонился.
– Старейшина Витус, старейшина Фидо, очень рад вас видеть!
– Если так, то, значит, твое зрение стало совсем скверным, – просипел полумертвец, отвлекаясь на мгновение от своего занятия. От усмешки прореха на его щеке стала еще шире. – Видеть меня – радость небольшая. Да и Витус тоже не девушка...
Старейшина Витус с укором взглянул на старшего товарища.
– Присаживайся, Станислас, – он жестом указал Станисласу на кресла в другой стороне залы, подальше от стола. – Старейшина Фидо недавно проснулся и очень заинтересовался существом, охранявшим печать. Не будем ему мешать.
Станислас кивнул, и вместе с Витусом направился к предложенному месту.
– Совет встревожен. Сначала это... – обернувшись, он указал на голову демона на столе. – Теперь – император... Я говорил об этом в прошлый раз, и повторю снова: мне кажется, пора принимать решительные меры...
Старейшина Витус небрежно махнул рукой, устраиваясь поудобнее для беседы.
– Не спешите. Даже если император нападет на Представительство – что с того? Ни вы, ни я, ни кто либо другой из членов Совета от этого не пострадает.
И тут послышалось жуткое сипение, вместо возгласа вырвавшееся из груди старейшины Фидо.
Витус с Станисласом обернулись.
Тот держал голову демона в своих руках, его глаза горели яркими красными огоньками.
– Фидо? Что-то не так? – встревоженно спросил Витус.
Голова с глухим стуком упала на стол. Фидо поднялся с такой резкостью, какой никто не мог бы ожидать от человека в его состоянии.
– Кража ритуалов, описанных Сафиром Белоглазым, нападения существ из Нижнего мира, сломанная снаружи печать, а теперь вот этот демон – а вы опасность видите в императоре, девшем куда-то без вашего ведома сотню воинов?! Да от этой твари разит магией проклятого Алрика!!! Аромат его пустоты я никогда и ни с чем не спутаю, доколе жив! Либо он это существо создал, либо он его убил!..
Глава 5. Между жизнью и смертью. Часть 2
Ливерий так и не нашел, как можно было бы использовать алхимическую лабораторию, и потому домик остался заброшенным. Вернее, он оставался таким до тех пор, пока Рик не нашел ему применение.
В каморке для хранения снадобий царил аромат свежего сена, позаимствованного с конюшни. Рядом, на брошенном поверх сена плаще, спала Берта. Желто-зеленые травинки запутались в ее волосах, на лице замерло детское наивное выражение — в бодрствующем состоянии такого не увидишь. На тонкой белой коже чуть выше правой груди ярко алело недвусмысленное пятно: его прокол. В следующий раз нужно быть осторожней.
Рик улыбнулся, выбрал травинки из разметавшихся прядей. А потом нахмурился...
В такие моменты ему все чаще приходил на ум вопрос: а что бы сделала она, если бы узнала, с кем на самом деле иногда просыпается по утрам? Эти ласковые руки, расписанные узорами, обвились бы еще крепче вокруг его шеи – или взялись бы за оружие?..
Хотя Рик и не сомневался в силе Берты, ему с каждым днем все больше хотелось, чтобы она не участвовала в походе. Он уже попросил Нокса, чтобы тот включил их в одну группу — так ему было спокойней. Но если ситуация станет сложной, ему придется использовать все свои силы, и вот тогда секретов больше не останется...
Отмахнувшись от мрачных мыслей, Рик коснулся губами ее шеи за ухом. Берта съежилась, с улыбкой прикрыла шею плечом.
– Щекотно же... – пробормотала она сквозь сон.
– Пора разбегаться, – проговорил он, кончиками пальцев лаская ей плечо. – Кое-кому пора на кухню, а мне — в казарму...
Берта проснулась мгновенно. Встрепенулась, широко распахнула глаза.
— Точно, у меня же сегодня кухня!..
Вскочив на ноги, она застегнула ремень и принялась затягивать шнуровку на груди.