Приход ночи (сборник)
Шрифт:
Марсианин опечалился
— Нет, токтор Торнинк. Они все пыли уничтошены кальнианскими реакционерами. Мы на Марсе совсем расочаровались в науке. История покасывает, что научный прокресс не ветет к счастью. — Он повернулся к молодому землянину. — Тшонни, пошалуйста, пойтем.
Мановением руки адмирал Корсаков отпустил их обоих.
Уллен сосредоточенно водил взглядом по плотно исписанной странице, останавливался, вписывал слова. Потом поднял глаза и тепло улыбнулся Джонни Брюстеру, который недовольно покачал головой и опустил руку
— Уллен, — с трудом произнес он, — у тебя назревают большие неприятности.
— Та? У меня? Неприятности? Но, Тшонни, это неверно. Моя кника прекрасно протвикается вперет. Первый том уше окончен и после некоторой шлифовки путет котов к печати.
— Уллен, если ты не сообщишь правительству исчерпывающие данные о дезинтеграторе, я не отвечаю за последствия.
— Но я расскасал все, что снаю.
— Не все. Этих данных недостаточно. Ты должен постараться вспомнить ещё что-нибудь, Уллен, ты должен.
— Но веть снать то, чеко не существует, невосмошно — это аксиома. Опершись о подлокотники, Уллен попрямее уселся в кресле.
— Да знаю я. — Губы Джонни страдальчески скривились. — Но и ты должен понять! Венериане контролируют пространство; наши гарнизоны в поясе астероидов уничтожены, на прошлой неделе пали Фобос и Деймос. Сообщение между Землей и Луной прервано, и один Господь знает, как долго сможет продержаться Лунная эскадра. Сама Земля едва-едва способна защититься, а бомбить её теперь примутся всерьез... Ну же, Уллен, неужели ты не понимаешь?
Растерянность во взгляде марсианина усилилась.
— Семля проикрывает?
— Ну конечно!
— Токта смиритесь. Это путет локическим савершением. И сачем вы, сумасшетшие семляне, все это сатёяли? Джонни заскрежетал зубами:
— Но если у нас будет дезинтегратор, мы победим. Уллен пожал плечами:
— Но, Тшонни, это ше так утомительно, выслушивать отни и те ше старые попасенки. У вас, семлян, колова рапотает только в отном направлении. Послушай, мошет пыть, ты почувствуешь сепя лучше, если я почитаю тепе немного ис своей рапоты? Это пойтет на польсу твоему интеллекту.
— Ладно, Уллен, ты сам на это напросился. Тебе некого винить. Если ты не сообщишь Торнингу то, что он хочет знать, тебя арестуют и будут судить за измену.
Последовало недолгое молчание, потом Уллен произнес, слегка заикаясь:
— Меня... са исмену? И ты топускаешь, что я моку претать... — Историк сдернул очки и принялся трясущимися руками протирать стекла. — Это неправта. Ты пытаешься запукать меня.
— О нет, я-то нет. Это Корсаков считает, что ты знаешь больше, чем говоришь. Он уверен, что ты или набиваешь себе цену, или — и это его больше устраивает — ты подкуплен венерианами.
— Но Торнинк...
— Торнинг не всемогущ. Ему впору подумать о собственной шкуре. Земное правительство в моменты потрясений не может похвастаться рассудительностью. — На глаза Джонни неожиданно навернулись слезы. —
Уллен задышал тяжело, со свистом.
— Они считают, что я спосопен торковать своими научными поснаниями. Вот какими оскорплениями платят они мне са поряточность, са мою научную принципиальность?! — От ярости голос его охрип, и впервые за все время их знакомства Джонни смог постичь разнообразие древнемарсианских выражений. Рас так, я не происнесу ни слова! — заявил ученый. — Пусть они сашают меня са решетку, пусть расстреляют, но этово оскорпления я не сапуту никокта.
В его глазах читалась такая непоколебимость, что у Джонни поникли плечи. Замигала сигнальная лампочка, но землянин даже не шевельнулся.
— Ответь на сигнал, Тшонни, — мягко попросил Уллен. — Они явились са мной.
Мгновение спустя в комнате стало тесно от зеленых мундиров. Лишь доктор Торнинг и двое его спутников выделялись штатскими костюмами.
Уллен силился подняться на ноги.
— Коспота, я ничего не скашу. Я уше слышал, что вы пришли к вывоту, что я протаю свои снания — протаю са теньки! — Он плевался словами. Таково мне ещё не коворили. Если вам укотно, вы мошете арестовать меня неметленно, я не скашу больше ни слова... и я откасываюсь иметь тело с семным правительством в тальнейшем...
Офицер в зеленом мундире шагнул было вперед, но Торнинг движением руки отстранил его.
— Ну и ну, доктор Уллен, — весело произнес он, — стоит ли так кипятиться? Я просто пришел поинтересоваться, не вспомнили ли вы какой-нибудь дополнительный факт. Любой, хоть самый незначительный...
С трудом опираясь на подлокотники, Уллен тем не менее держался твердо и прямо. Его ответом было лишь ледяное молчание.
Доктор Торнинг невозмутимо присел на стол историка, взвесил в руке толстую стопку страниц.
— А-а, так об этой работе мне говорил молодой Брюстер? — Он с любопытством поглядел на рукопись. — Что ж, вы, конечно, понимаете, что ваша позиция может заставить правительство все это конфисковать.
— Та?
Волна ужаса смыла выражение непримиримости с лица Уллена. Он подался вперед, потянувшись к манускрипту, Физик отбросил прочь слабую руку марсианина:
— Руки прочь, доктор Уллен. О вашей работе я сам теперь позабочусь. Он зашуршал страницами. — Видите ли, если вас арестуют за измену, то ваша писанина станет криминалом.
— Криминалом! — Уллен уже не говорил, а хрипел. — Ток-тор Торнинк, вы сами не понимаете, что коворите. Это... это мой величайший трут. — Его голос окреп. — Пошалуйста, ток-тор Торнинк, верните мне мою рукопись.
Физик держал её возле самых дрожащих пальцев марсианина.
— Только если... — начал он.
— Но я ничево не снаю! — На побледневшем лице историка выступил пот. Голос срывался: — Покотите! Тайте мне время! Тайте мне восмошность потумать... и пошалуйста, оставьте мою рапоту в покое.