Приход ночи
Шрифт:
– А ты знаешь, что весть о нашей находке уже разошлась по факультету? И всем известно о многослойном городе Томбо?
– Как? – опешила Сиферра. – Кто разболтал?
– Кто-то из студентов. Не знаю, кто – по-моему, Велоран, хотя Эйлис думает, что Стен. Все равно этого было не избежать, верно?
– Я же предупреждала их, чтобы ничего не рассказывали о…
– Да ведь они еще дети, Сиферра, им по девятнадцать, это их первые настоящие раскопки – и вдруг экспедиция натыкается на нечто потрясающее – на семь неизвестных доселе доисторических поселений, одно на другом, которым одни боги знают сколько тысяч лет…
– Девять поселений,
– Семь, девять – все равно колоссально. По-моему, все-таки семь, – улыбнулся Балик.
– Мне известно твое мнение. Ты ошибаешься. Но кто об этом говорил на факультете?
– Хиллико и Брангин. Слышал утром в факультетском холле. Весьма скептически настроены, должен тебе сказать. Крайне скептически. Ни один не верит, что там может быть хоть одно поселение старше Беклимота, не говоря уж о девяти или семи.
– Они же не видели фотографий. Не видели схем. Не видели табличек. Ничего не видели – и уже имеют готовое мнение, – рассвирепела Сиферра. – Что они вообще знают? Хоть раз ступали ногой на Сагиканский полуостров? Были в Беклимоте хотя бы в качестве туристов? И еще смеют высказывать мнение об экспедиции, результаты которой еще не публиковались, даже предварительно не обсуждались на факультете!
– Сиферра!
– Шкуру бы с них спустила! А заодно и с Велорана со Стеном. Им же велено было держать язык за зубами. Как они посмели нарушить приоритет, хотя бы и устно? Я им покажу. Вызову их сюда и выясню, кто проболтался Хиллико и Брангину, и если виновный намерен защищать докторскую и в этом университете…
– Сиферра, – примирительно сказал Балик, – ты кипятишься по пустякам.
– По пустякам! Мой авторитет подорван, и…
– Ничего еще не подорвано. Все это лишь слухи и только слухи, пока ты не сделала предварительный доклад. Что до Велорана и Стена, мы не знаем, проговорился кто-то из них или нет, а если и проговорился – вспомни, что ты сама была молодой.
– Да уж. Три геологические эпохи тому назад.
– Не говори глупостей. Ты моложе меня, а я еще далеко не старец.
Сиферра безразлично кивнула, глядя в окно. Дождь внезапно перестал ее радовать. Снаружи было темно, угнетающе темно.
– Подумать только, наши открытия уже оспариваются, хотя еще даже не опубликованы.
– Как же их не оспаривать, Сиферра. Наши находки на том холме – это палка в колеса не только нашим факультетским коллегам, но и историкам, философам, даже теологам. Пари держу – они будут грудью защищать свои устоявшиеся представления о развитии цивилизации. Ты бы поступила так же, если бы кто-то выдвинул новую идею, опрокидывающую все, во что ты веришь. Будь реалисткой, Сиферра. Мы с самого начала знали, что бури не миновать.
– Пожалуй. Просто я не ждала, что она разразится так скоро. Я еще и вещи не успела разложить.
– Вот в том вся и беда. Ты слишком быстро погрузилась на большую глубину, не позаботившись о декомпрессии. Слушай, у меня идея. Нам полагается небольшой отдых перед тем, как получить полную академическую нагрузку. Почему бы нам с тобой не сбежать от дождя и не устроить себе маленькие каникулы? Съездим в Джонглор на выставку, например. Я вчера видел Ширина – он только что оттуда и говорит…
– Что ты сказал? – уставилась на него Сиферра.
– Говорю, давай съездим с тобой куда-нибудь.
– Ты что же это, Балик – решил за мной приударить?
– Можно и так сказать, пожалуй. Что тут такого невероятного? Мы не чужие друг другу. Знакомы
– Вместе? Да, в одной экспедиции. Ты жил в своей палатке, я в своей, и никогда между нами ничего не было. И вдруг ни с того ни с сего…
– Я же не замуж тебя зову, Сиферра, – пришел в раздражение Балик. – Просто предлагаю съездить вместе на Джонглорскую выставку дней на пять-шесть, погреться, пожить в приличном отеле после палаточной жизни в пустыне, тихо пообедать вдвоем несколько раз, попить хорошего вина… – Он недовольно развел руками. – А ты заставляешь меня почувствовать себя глупым мальчишкой, Сиферра.
– Ты и ведешь себя, как мальчишка. У нас всегда были чисто товарищеские отношения, Балик. Пусть они такими и останутся, хорошо?
Балик хотел было ответить, но передумал и плотно стиснул губы.
Наступило неловкое молчание. У Сиферры застучало в висках. Как это все неожиданно и неприятно – и то, что университетские коллеги уже ополчились против находок из Томбо, и неловкая попытка Балика ее соблазнить. Ну, не соблазнить, а завязать с ней какие-то романтические отношения. И как искренне поразил его ее отказ.
Неужели я подала ему какой-то повод, спрашивала себя Сиферра, дала понять, что питаю к нему чувства, которых на самом деле нет?
Быть не может. Ей не верилось в это. Ей нисколько не хотелось ехать развлекаться на север и попивать вино в приглушенном свете ресторана ни с Баликом, ни с кем-либо другим. У нее есть работа – и этого довольно. Вот уже двадцать с лишним лет, с самой ее юности, мужчины бегают за ней и говорят, какая она красивая, прелестная и очаровательная. Ей это, в общем, льстит. Пусть лучше ее считают красивой и очаровательной, чем безобразной и скучной. Но она пока ни одним еще не увлеклась – и не хотела бы увлечься. Как неудачно поступил Балик, внеся натянутость в их отношения именно сейчас, когда у них на руках подготовка всех беклимотских материалов и нужно полное согласие…
В дверь постучали, и Сиферра мысленно возблагодарила того, кто прервал эту ситуацию.
– Кто там?
– Мадрин 505-й, – ответил дребезжащий голос.
– Входите, пожалуйста.
– Я пойду, – сказал Балик.
– Нет. Он пришел смотреть таблички. А они такие же твои, как и мои, разве нет?
– Извини меня, Сиферра, за…
– Забудем об этом. Забудем!
В кабинет неверной походкой вошел Мадрин. Этому хрупкому, высохшему старичку уже перевалило за семьдесят и давно пора было на пенсию, но его оставили на факультете – не преподавать, а заниматься палеографией. За толстыми стеклами очков прятались добрые серовато-зеленые глаза, потускневшие от бдения над выцветшими древними манускриптами. Но Сиферра знала, что их тусклость обманчива: не было на свете глаз острее этих, когда дело касалось старинных текстов.
– Так вот они, эти знаменитые таблички, – сказал Мадрин. – Знаете, я ни о чем другом не мог думать, как только узнал о них от вас. – Тем не менее старик не устремился к табличкам немедленно. – Можете вы что-нибудь сказать мне об их контексте, о месте их находки?
– Вот общий план, снятый Баликом, – сказала Сиферра, подавая ему огромный увеличенный снимок. – Это холм Томбо, старая мусорная куча чуть южнее центра Беклимота. Вот такую картину мы увидели, когда буря расколола его надвое. Потом мы сделали срез здесь – и вот здесь – и все вскрылось полностью. Вы различаете здесь темную линию?