Приходящие
Шрифт:
– Да, там ты нужнее. Я хочу, чтобы эти шуточки пресекли на корню, а зачинщика поймали. Я лично накажу его. Выполняйте. И смотри, чтобы лишних разговоров не поползло, нам это не нужно. Свободен.
Гармашов не был семи пядей во лбу, но и полным дураком его назвать было нельзя. Он понимал, что одному человеку провернуть операцию по краже шестидесяти (кажется столько, или чуть больше они сожгли на пятом лагере) обгоревших останков просто невозможно. Да и зачем? Легко попасться, а уж какое будет наказание все прекрасно понимают. Полковник недовольно фыркнул, ему не хотелось в данный момент напрягать мозги. Пусть сначала Анисимов с Михайловым поработают, а там уже видно будет. Гармашов направился к выходу, но был остановлен на полпути очередным
– Сержант, ну что стоишь? – Худенький солдатик одним прыжком очутился у телефона и небрежным движением сорвал трубку с переносной базы.
– Третий лагерь на связи.
Полковник затаил дыхание. Ему совсем не хотелось думать, но чувство, что скоро каждая его мозговая извилинка должны будут попотеть, засело в каждом внутреннем органе.
– Да, понятно… как… – С каждым словом лицо сержанта меняло свой оттенок в сторону белого, и полковнику это не нравилось. – Без следа? – Сержант испуганно глянул на Гармашова.
– Дай сюда, – “маленький генерал” неуклюжей походкой приблизился к солдату и выхватил из его рук трубку.
То, что он услышал от командира седьмого контрольного участка не стало для полковника большой неожиданностью, предчувствие редко обманывало Гармашова. И все же доклад выбил рею из под его ног. Полковник был растерян. Ночью с седьмого контрольного участка пропали останки тех, кто вчера был сожжен. Сорок девять тел и того, что от них осталось. Пропали бесследно, прямо на глазах у караульных. Испарились, сгинули под землю, превратились в воздух, как хотите – только что были, и вот, их уже нет.
Полковник бережно повесил телефонную трубку на рычаг. Медленно, словно преодолевая невидимое сопротивление, направился к выходу, покинул палатку.
Первым делом его лицо окутало раскаленным воздухом. Он даже отшатнулся, решив, что кто-то плеснул в него кипятком. Воздух горел. Такого он еще не видел, но мог поклясться, что вокруг него пробегают еле заметные змейки пламени. Глаза заслезились от жара.
Полковник окликнул солдата с ведром, стоящего неподалеку.
– Они уже мертвы. Залейте огонь, дышать нечем.
Они были мертвы, но полковник мог поклясться своей жизнью, что он видел, как сквозь огонь, сквозь боль и ненависть, два девичьих ока смотрят на него, обрекая на скорую гибель.
2
* * *
– Ну и жара, – простонала Ириша, пытаясь расшевелить засевший намертво шпингалет и открыть окно.
– Скорее духота, – вяло заметил я, – это все потому, что в городе мало кислорода из-за загрязнения, а озоновый слой… – Ириша резко развернулась и бросила на меня злобный взгляд.
– Послушай, умник, раз ты так много знаешь, может просветишь глупую сестру и скажешь как открыть это гребаное окно, иначе мой запеченный труп будет на твоей совести.
Жара действительно стояла ужасная. Уже неделю, еще до обеда, можно было засечь температуру на термометре на отметке в тридцать восемь градусов. А случались дни, когда она доползала до черточки с цифрой 50. Учитывая, что население города привыкло в это время года обходиться двадцатью, двадцатью пятью градусами, для людей это была просто катастрофа. Вот и по телевизору молоденькая ведущая вещала о том, что из-за погоды и бескультурья отдыхающих, в районе продолжаются пожары, и самый крупный из них бушует в окрестностях Песчаного берега.
– Я просто хотел сказать, что будь озоновый слой над нашим городом чуть поплотнее, жара была бы менее заметной, – вставая с дивана, я заметил,
Я с силой надавил на оконную раму и начал крутить шпингалет. Немного поупрямившись, железка заскрипела, и миллиметр за миллиметром поползла вверх.
– S’il vous plait, – с улыбкой сказал я, открывая окно и впуская мифический свежий ветерок в душную комнату.
– Я не балакаю на вашем иврите, – гордо бросила Ириша и высунулась в окно.
– Это французский.
– Сам дурак, – как всегда удачно сострила сестренка и залилась истеричным смехом.
Уже привыкший к такого рода беседам, я предпочел промолчать. Мне было плевать на Иришины выпады; через два часа я буду уже далеко. Почти два месяца я буду отдыхать от своей ненаглядной сестренки. Отдыхать от города и от этого пекла.
* * *
В “Черной лисе” я подрабатывал второе лето подряд. “Черная лиса” это небольшая база отдыха в шестидесяти километрах от города. Небольшой домик, рассчитанный на 10 постояльцев, баня, сауна, кругом природа и конечно незаменимое в такую жару озеро. Зарабатывал я здесь негусто, но для меня деньги не были краеугольным камнем. Я наслаждался! Наслаждался прогулками по лесу, купанием, беседами с замечательной семейной парой, которая содержала это местечко. Но самое главное я был здесь полезен, и мог помогать людям с комфортом провести отдых.
Автобус остановился у небольшой сине-зеленой вывески с надписью “База отдыха – “Черная лиса”. На обочине меня уже поджидали Анна и Игорь. Их красная “шестерка” была припаркована на отворотке к “Черной лисе”.
– Привет, – я несколько раз махнул рукой.
– Наконец ты приехал, – с деланным облегчением простонала Анна и заключила меня в объятия.
– Привет мать Тереза, – Игорь протянул мне руку. “Мать Тереза” было одним из тех прозвищ, которыми он называл меня. Сестра милосердия, гринписовец, миротворец – как угодно, только не Андрей. В его привычки вообще входило давать людям и животным разные названия. Жену он называл – Огонек, за ее невероятно рыжие волосы, постояльцев базы – расслабуны, а трех свиней, которых они с женой держали ради интереса – вырезка, грудинка, и ливер, а все вместе бифштексы. – Мы без тебя просто горим, – Игорь замахал руками, видимо изображая огонь, – благодаря этой жаре наш “теремок” забит до отказа. Ты только представь себе, все комнаты уже разобраны, и мне даже пришлось отказать нескольким клиентам. Приехали еще не все, а мы уже не справляемся. Короче, – он сложил руки, словно собираясь молиться, – о великодушный, спасай нас.