Прихоть русского немца

Колычев Владимир Григорьевич

камешки.

– Если считаешь, что я должен оправдываться, забудь, - отрезал Краб.
–

Кстати, сейчас сюда Череп подвалит.

– Сегодня день сюрпризов, - недовольно проворчал Куропяткин.
– Вот уж не

ожидал. Ты, Краб, не темни. А то у меня такое чувство, будто весь парк

окружен ментами.

– Хочешь сказать, что на моем месте поступил по-другому? Слинял бы по-

тихому и оставил товарищей расхлебывать кашу?

– Ребята, - вмешалась Настя.
–

Мне кажется, вы зря собачитесь. Меня,

например, интересует, сколько нам бегать. Всю жизнь что ли?

– Об этом можешь его сама спросить, - посоветовал Краб, кивнув в сторону

приближающегося к ним Черепа.

Геннадий Черепков был слегка косолапым, его иногда называли

топтыгиным. Да и во внешности главы КСК было нечто медвежье: покатые

плечи, медлительность и широкая талия. Бросающаяся в глаза

неповоротливость была обманчивой - Черепков славился мгновенной

реакцией, не раз благодаря этому пацаны не превращались в инвалидов.

Череп предпочитал бриться налысо, хотя лысины не намечалось, его

бугристая башка была похожа на полнотелую луну с кратерами и бугорками.

Подойдя к скамейке, Череп поочередно обвел неприязненным взглядом

присутствующих и спросил:

– Поговорили?

– Можно подумать, что мы первые, кто накостылял по шее подонкам, -

криво усмехнувшись, изрек Куропяткин.
– Если мне не изменяет память,

против вас тоже возбуждали уголовное дело.

– Разница в том, что мы причинили легкие увечья некоторым товарищам,

которые вытащили на поверхность натечные украшения. А вы изуродовали

людей только за то, что они украли ваши веревки. Согласись, это не одно и

то же. Интересно, как ты докажешь, что снятая навеска принадлежала вам? А

еще хуже - какого рожна вы драку устроили.

– Ворюг нужно наказывать, - безапелляционно заявил Куропяткин.

– Да я не против. Ты это следователю расскажи, у него, извини, пред глазами

уголовный кодекс, а не твои представления о морали. Именно поэтому я и

хочу вам помочь. Что решили?

– Рассредоточимся по конспиративным точкам за пределами Крыма, -

ответил Краб.
– Ребят интересует, сколько придется жить без прописки. Сам

понимаешь, чем это пахнет.

– Это не ваши проблемы. Надо пересидеть. Сколько времени, не знаю. Могу

сказать, что недолго. Над этим работают.

– А если нас в розыск объявят?
– с вызовом спросил Куропяткин.

– Во всесоюзный не объявят, не велики шишки, - отрезал Череп.
–

Объясните родителям, чтобы волну не гнали. Только не пугайте их. Никаких

писем и телефонных разговоров. У вас куча друзей и знакомых, которые

могут

передавать им весточки. Желательно, чтобы ваши близкие не знали,

куда вы уехали. Связь через меня.

Череп раздал листочки, на которых был указан абонентный ящик

симферопольского главпочтамта и номер телефона.

– Ящик мой, он никому не известен, а телефон киевский, это мой давнишний

приятель, мы с ним в одной школе учились. Звонить ему можно только в

экстренных случаях. Желаю удачи.

– Прям как сговорились, - желчно произнес Куропяткин, провожая взглядом

удаляющегося Черепа.
– Удачи видите ли пожелал. Даже не поговорил по-

людски.

– А чего ты хотел?
– с горечью ответил Краб.
– Сын мента - это приговор.

– Не мели языком, - хмуро одернул его Швецов.
– Я точно знаю, что его

папаша никакого отношения к милиции не имеет.

– Да я не спорю. Это его нынешний отчим не при делах, а родной папаша

после развода с женой уже давно трудится в Киеве. Шишка в одном из

управлений КГБ.

***

Возвратившись домой, Настя прошла в свою комнату и упала на кровать

навзничь. На людях крепилась, но сейчас отчаяние обрушилось на нее с

такой силой, что тело сотрясли судороги. Горько, когда люди привирают, но

еще горше, когда нагло врут. Никого она не науськивала, в драке не

участвовала и до сих пор считала, что кража - не повод для побоев. Они

вечером прошерстили пещеру до тупика, который заинтересовал Кригера.

Здесь когда-то текла река, встретившая на своем пути глыбы известняка и

нырнувшая под них. Прорытый ею ход завалило глиной и щебнем. Надо

рыть. Оставив навеску, они отправились на ночевку в лагерь, а утром,

вернувшись к пещере, не обнаружили веревку на входном колодце. Скорее

всего, умыкнули туристы, шляющиеся по плато без всякой цели. Ребята вяло

переругивались. Решали, кто пойдет за недостающей двадцаткой. Бросили

жребий на спичках. Не повезло, как всегда, Куропяткину. Полтора километра

только в одну сторону, да еще по просыпающейся жаре, не слишком его

обрадовали. Дока вернулся часа через два, когда парням надоело его ругать и

они, раздевшись до трусов, превратились в курортников. Швецов и Кригер

настолько разленились на солнышке, что предложили Куропяткину

спуститься в колодец и проверить, на месте ли веревка, навешенная на

шестидесятиметровый колодец.

– Коли взял разгон, зачем останавливаться?
– убеждал Краб.
– Тем более, что