Приказ: дойти до Амазонки
Шрифт:
— Хорошо, — кивнул Евгений. — Иди, помоги ребятам со сборами. А я с человеком поговорю.
— С человеком! — сказал, будто сплюнул Толик, но, не переча, развернулся и вышел.
— Продолжим, сеньор? — повернул голову к пленному Миронов. — Давайте еще немного пообщаемся! Потом, к сожалению, я вынужден буду вас покинуть. Дела… Мы и так слишком долго задержались у вас. А в киноиндустрии, знаете ли, каждый час на счету. Время — деньги.
— Бросьте валять дурака, сеньор, как вас там… Уилсон! Да и не Уилсон вы никакой и не американец! Вы же русский! Что я, русского от американца не отличу?
— Вот как? — неприятно
— Был в Москве в пятьдесят седьмом году, — буркнул боливиец. — Совсем еще пацаном.
— А-а, фестиваль молодежи и студентов! — догадался Миронов. — Та-ак, сколько же вам сейчас лет?
Он поднял глаза к потолку, подсчитывая.
— Да, вы действительно тогда были мальчишкой!
— Не обольщайтесь, я просто хорошо выгляжу. Думаете, я все время здесь, в джунглях, провожу? Ничего подобного! Это только одна из моих лабораторий.
Евгений глянул на карту Боливии, которая висела на стене рядом с Распятием.
— Вот что это за отметки! А я все голову ломаю: что бы они значили? Да, судя по их количеству, вы действительно серьезный и богатый человек. Богатство помогает оттянуть старость?
— Еще как помогает! Лучшие врачи, косметологи, всяческие процедуры. Я надеюсь прожить еще очень долго.
— Это вряд ли, — негромко, словно про себя, заметил Миронов.
Дон Москосо напрягся.
— Послушайте, русский, я не знаю вашей фамилии, но это не важно. Деньги можно брать и безымянно. Я богат, и я могу заплатить за свою свободу. Я могу много заплатить.
Евгений задумчиво посмотрел на него, поднялся, достал из шкафчика второй стакан, налил в него немного виски и поднес к губам пленного.
— Выпейте.
Дон Хосе жадно припал к стакану. Миронов сделал глоток из своего.
— Как это вы мне давеча сказали? «Получение денег связано с такими трудностями, что не стоит и затеваться. Лучше мы будем заниматься привычной работой». Так, кажется?
Москосо даже поперхнулся и закашлялся. Евгений опять встал и заботливо похлопал его по спине.
— Зачем вы нас сравниваете? Вы — совершенно чужая, темная личность! А я — уважаемый и богатый человек! Что значит ваше слово и что — мое?
— Уважаемый — несмотря на то, чем вы занимаетесь? — улыбнувшись, спросил Миронов.
Но боливиец не смутился.
— Чем я таким особенным занимаюсь? Бизнес есть бизнес! Разве у вас не так?
— Совершенно не так! — честно сказал Евгений. — Вы даже не представляете, насколько не так!
— Так что, вам и деньги не нужны? — удивился дон Хосе.
— Ну почему же? — в свою очередь удивился Миронов. — Очень даже нужны! Но — честно заработанные! Ладно, не буду вам читать мораль, вы уже взрослый человек, многое повидавший в своей жизни и поэтому дам только один совет: отнеситесь к тому, что с вами произойдет, философски.
— Как это — философски? — не понял сеньор Москосо.
— Проникнитесь мыслью: «Все там будем» — и смиритесь.
— Так вы меня действительно убьете? — ужаснулся сеньор Москосо.
— Да, — кивнул Евгений. — Как это ни прискорбно.
— Но вы не можете так вот прийти и убить практически незнакомого вам человека! Это безумие!
— А разве вы не собирались сделать с нами то же самое?
— Я защищал свой бизнес!
— А мы защищаем свои жизни. И кое-что еще, гораздо более важное.
Миронов встал. Ему надоел этот разговор.
Дон Москосо, поняв, что пришел его смертный час, поднял взгляд к Распятию и беззвучно шевелил губами — молился. Евгений зашел ему за спину, достал пистолет и, отступив на шаг, выстрелил в затылок. Пистолет был красивый, никелированный, на рукоятке щечки из слоновой кости и рисунок морды ягуара из тонкой золой проволоки. Он лежал в ящике стола, откуда его и достал Миронов, пока хозяин мирно храпел в соседней комнате.
Голова дона Хосе дернулась, брызнула кровь. Все было кончено.
Евгений принес с улицы канистры с бензином, щедро полил полы и стены в обеих комнатах, штабель пакетов с кокаиновой пастой. Все ценное, что они нашли в домике, уже было перенесено в автомобиль. В том числе и небольшая по размеру, но довольно мощная рация армейского образца. Если за ними идет охота, с ее помощью можно будет отслеживать передвижение групп охотников.
Выйдя из домика, он позвал:
— Борис! Вы готовы?
Оруджев выглянул из «ленд-ровера».
— Готовы! Можем трогаться.
Тогда Миронов чиркнул зажигалкой, поджег смятый листок бумаги и, бросив его внутрь, закрыл за собой дверь. Через минуту пламя показалось в окнах. Удовлетворенно кивнув, он пошел к машине.
«Лендровер» оказался действительно почти новым, с не очень большим пробегом. Маршрут они уже прикинули по карте. По идее, в этом направлении не должны были попадаться полицейские и военные заставы. Глушь, джунгли, практически неосвоенные. Но какие-то дороги есть? Надо было торопиться и уходить, по возможности, без шума и свидетелей. Может быть, после того как «Цессна» сгорела, преследователи успокоятся и отстанут. Не факт. Хорошо хоть он Портоса успел одернуть, когда тот от обиды за взорванный бомбами самолетик хотел выскочить с автоматом и влупить полный рожок в заходящий для фотографирования результатов бомбежки штурмовик. Между прочим, вполне мог попасть, боливийский самолет проходил достаточно низко, и скорость была не так уж велика. Может и не сбил бы, но фюзеляж мог попортить качественно. Или пилота пулей достать.
Ибо сказано в наставлении:
«Низко летящие самолеты (вертолеты) находятся, как правило, в зоне действительного огня очень короткое время. Для поражения таких целей надо знать упреждение. Выгоднее открывать огонь по подходящей к стреляющим цели. По самолету, пикирующему в сторону стреляющего, стрельба ведется непрерывным огнем с прицелом 4 или „П“, прицеливаясь в головную часть цели или наводя оружие по стволу. Огонь открывается с дальности 700–900 м».
И далее:
«Стрельба ведется непрерывным огнем до выхода самолета из зоны огня. Если солдат ясно видит вблизи цели направление трасс пуль своего оружия, то он может, не прекращая огня, несколько переместить оружие в сторону цели, добиваясь совмещения трасс с целью. При корректировании огня по трассам пуль следует иметь в виду, что трассы, направленные в самолет, кажутся стреляющему идущими выше самолета и несколько впереди него».