Приказ: дойти до Амазонки
Шрифт:
Постепенно, с годами пафос лекций и передовиц в газете снижался, энтузиазм гас. О любимом фюрере перестали говорить. Никто просто не поднимал тему, хотя все понимали, что каким бы великим ни был вождь, но и он смертен. Даже если Гитлер благополучно эвакуировался из Берлина, прошло достаточно много времени, чтобы умер даже самый из самых долгожителей.
Несмотря на это, режим в Нойдорфе оставался прежним. Жители его старались не растерять ни крупинки из воспоминаний о своей родине. Даже сигареты, которые здесь делал герр Клозер в своей маленькой мастерской, носили название «Юно».
Многое, конечно, привозилось из большого мира.
Собственных денег в Нойдорфе не водилось, ни к чему они были. А вот для закупок необходимых товаров у руководства всегда деньги имелись. Откуда они брались — простой народ не знал, да никто и не спрашивал. Излишнее любопытство приводит к чрезмерным хлопотам. Может быть, присылали из-за рубежа, а может… Ходили слухи, что тут нечисто, но никто эти слухи не поддерживал и не опровергал и они затухали сами собой.
Шли годы, а в Нойдорфе все оставалось по-прежнему. Иногда некоторые молодые люди, поговорив о чем-то с очередным эмиссаром, приехавшим рассказать, что творится в мире, прощались с родными и уезжали. Поначалу от них приходили бодрые письма, потом переставали. Родители вздыхали: у сынка теперь своя жизнь, взрослая. Дай ему бог счастья! Ведь перед тем, как письма переставали приходить, дети сообщали, что у них все хорошо, они собираются в длительную командировку с последующим повышением по работе. Видимо, они получали это повышение, потому что ни один не вернулся назад. И действительно, что молодому, полному сил и здоровья парню делать в такой глуши, как Нойдорф?
Но таких было немного, двое-трое в год. Остальные, которых, если честно, тоже можно было пересчитать по пальцам на двух руках, обязательно проходили службу в штурмовом отряде под руководством герра Пфайфеля, бывшего, как кое-кто помнил, шарфюрера СС. Достигнув определенного возраста и пройдя обряд посвящения, они становились полноправными защитниками своей деревни и будущими солдатами вермахта. До посвящения никто из юнцов не имел права посещать мужские собрания, пить пиво и курить.
Обряд тоже был делом темным. Основная масса жителей не знала, что там происходит. Руководили всем комендант герр Штробель и все тот же Пфайфель. Мальчишки на ночь уходили с ними куда-то в джунгли и возвращались лишь утром, бледные, но гордые до невозможности. И на все расспросы отвечали только: «Я стал мужчиной!»
Михель и его закадычный приятель Людвиг уже сильно постарели. Больше всего на свете они любили сидеть вдвоем в охотничье хижине, пить пиво и разговаривать между собой о былых времена. Нынешняя жизнь была им неинтересна. Пусть молодые совершают подвиги и уходят в дальние походы. Им, двум старикам, уже ничего не нужно. Была бы кружечка доброго пива, трубка, да товарищ рядом. Жизнь подходила к своему закату.
Но сейчас Михелю очень хотелось пожить еще немного. Те люди, что оставили его привязанным к дереву, не показались такими уж страшными. Он надеялся, что когда они закончат свои дела в деревне, то вернутся, чтобы развязать его. Поэтому, когда вокруг стали раздаваться таинственные
А капитан Митчелл в двадцати шагах от него изучал в бинокль незнакомую деревню и раздумывал о том, что предпринять. Его бойцы могут проникнуть на эту закрытую со всех сторон территорию. Их этому учили. Но что делать дальше? Где искать тех, кто ему нужен, и как, в конце-концов, они выглядят? Тот немец, которого они допрашивали в домике, не смог сказать ничего определенного. Четыре человека, вооружены, одеты в такие же комбинезоны, как и у него. Говорили по-английски, один знал немецкий. Если это немецкая колония и таинственная четверка отсюда, то все должны были общаться на немецком. Логично? Но если они не отсюда, то зачем проделали столь долгий путь? Кто послал их? Кроме того, где они находятся сейчас? Уже в деревне, или так же, как и группа «А», залегли на окраине и выжидают? Ничего не известно. Неужели эти штабные крысы, которые отдали ему приказ на преследование и уничтожение, не могли сообщить хоть чуточку больше информации? Будь они прокляты! Остается только ждать и наблюдать.
Глава 26
Они ошиблись! Вернее, ошибся он, командир группы СОБ, Евгений Миронов! Он недооценил противника. Но кто же мог знать, что это быдло, раскачивающееся в такт музыке и стучащее кружками по столам, не имеет никакого отношения к обряду посвящения юных штурмовиков в мужчины? Толстомордые бюргеры просто праздновали день, когда их подрастающее поколение сможет наконец сесть с ними рядом за массивные столы и отхлебнуть пива из литровой кружки. И совсем удачно, что на праздник сыновья притащили двух америкашек, способных развлечь отцов.
А сами юнцы во главе со своими наставниками дожидались, когда родители в полной мере насладятся пением худосочной актрисочки и игрой на пианино гомика-актера. Теперь их можно было забрать, чтобы использовать в том деле, для которого и совершено было дерзкое похищение.
Штефырца прибежал к своим товарищам, почти не скрываясь. Миронова удивила эта неосторожность, но когда Мишка доложил, в чем дело, опасность, что его могли заметить, отошла на второй план.
— Уходят! — сказал наблюдатель, оставленный Евгением у ратуши. — Уходят!
— Спокойно! — Миронов жестом посадил на корточки вскочивших было подчиненных. — Докладывай по порядку!
Мишка глубоко вдохнул, выравнивая дыхание.
— К ратуше подошли те, кто был в охотничьем домике, в песочной форме и каскетках. Подошли строем, с ними еще двое, постарше. Старшие вошли внутрь и через какое-то время вывели наших американцев. Молодые окружили их, связали руки, одели на головы мешки и повели к выезду из деревни. Я убедился, что ведут туда, а сам рванул к вам. Что делать будем?
Евгений понял — обряд состоится сегодняшней ночью и не в черте Нойдорфа. Вероятно, для подобных действ имелось специальное место — чтобы не смущать мирных жителей видом крови. Капище какое-нибудь. И сейчас тем, кого они собирались спасать, угрожает реальная опасность.
— Сколько их? Вооружение?
— Шестеро молодых и двое взрослых. У всех винтовки, у старших еще пистолеты. Ну и кинжалы здоровенные.
«А на лезвиях надписи „Блют унд эре“ — „Кровь и честь“, — решил про себя Миронов. — Слышали мы про такое».