Приказано убить (сборник)
Шрифт:
Им было предъявлено обвинение во взломе помещения, хулиганстве и вандализме. Заметка – любо-дорого почитать, хотя и скромных размеров. Более того, в ней, к счастью, не нашлось места для упоминания о некоей таинственной леди, послужившей наводчицей для взломщиков...
Газету я купила в ближайшем супермаркете вместе с кое-какой едой. А в это время Питер отсыпался после граппы. Он ввалился в кухню, когда я допивала вторую чашку кофе. В одних трусах и в моем халате, со слипающимися глазами, он молитвенно воздел руки и простонал:
– Кофе!
Я
– Надеюсь, что ваше самочувствие лучше, чем вид, генерал Бургойн. Отложим поездку на озеро?
– Нет, – прохрипел он. – Приду в себя. Только надо привыкнуть к мысли, что я не умер. Иисусе Христе, каким пойлом потчевал меня этот парень ночью?
Он зловеще насупился и замолчал, прихлебывая кофе и вздрагивая от отвращения при одном упоминании о еде. С сердечным сочувствием, характерным для убежденного трезвенника в присутствии друга, терзаемого муками похмелья, я уминала сандвич со швейцарским сыром, томатами, салатом и горчичкой. Питер никак не реагировал на новость о том, что «его» бейсбольная команда «Кабсы» наголову разбила врагов – «Смельчаков» – в Атланте с разгромным счетом, а потому я бросила его на кухне и пошла в гостиную – позвонить Лотти:
– Я прочитала утром, что контору Дитера разгромили, и он считает, что это месть за тебя. Хочешь дам тебе своих охранников? Пусть они пробудут у тебя на случай, если бандиты Дитера вернутся, чтобы повторить такой же погром. Согласна?
Она тоже прочла заметку.
– Не надо. Дай мне их телефон. Если кто-нибудь появится, я им тотчас же дам знать... А что тебе известно о налете на Монкфиша? Ты знаешь что-нибудь?
– Я, босс?! Никак нет! В газете сказано, что там застали пятерых алкашей, готовившихся к торжественному параду.
Я бросила взгляд на украденные мною досье. Питер водрузил их на номера «Уолл-стрит джорнэл», служившие скатертью на кофейном столике.
– Да, Вик, я умею читать. Но и тебя могу вычислить. Спасибо за звонок. Должна бежать. Пока!..
Скрестив ноги, я сидела на полу, держа ящик с картотекой на коленях. Судя по раздавшимся сзади звукам, Питер решил восстановить жизненно важные системы с помощью душа. Я начала с буквы «А». На глазок в досье насчитывалось не менее шести тысяч персоналий. Даже если просматривать штук десять в минуту, это займет часиков этак с десяток. Впрочем, это мое излюбленное занятие, и жаль, что феминистское движение не расцвело в то время, когда мой университетский диплом позволил бы мне стать секретаршей.
Я добралась до каких-то Эдны и Билла Аттвудов, жертвовавших ежегодно пятнадцать долларов в течение последних четырех лет. Но тут притащился Питер. Он был уже одет и приобрел более или менее человеческий вид, хотя вряд ли я доверила бы этому существу мои медицинские проблемы.
– Ну что, нашла что-нибудь интересное в досье? – спросил он.
– Я только приступила. И мне кажется, закончу эту работу в лучшем случае и при более подходящих обстоятельствах ко Дню благодарения.
– Слушай,
– Годится. Подождет картотека до завтра, никуда не денется...
Я вскочила на ноги в один прием, меня этому еще в детском саду научили, а ведь не всякий так сможет. Несмотря на то, что шрама уже почти не было, доктор Пирвиц не уставал вбивать мне в голову: я должна беречь лицо от яркого солнца еще несколько месяцев. Поэтому в моем гардеробе появилась шапочка для игры в гольф с огромным козырьком. Эта шапочка, белые джинсы, белая тенниска, купальник и, на случай прохлады, спортивная куртка – таков был мой туалет в то утро.
Питер вяло взглянул на меня:
– Этот жакет и зеленая шапочка? Ради Бога, Вик! Мне этого просто не вынести...
Он также возразил против моей оснастки револьвером. Я подумала, что он, в общем, прав. Зачем зря носить его на себе туда-сюда; ну что, скажите на милость, может случиться такое экстраординарное... Если Серджио и решил мстить, то прошло уже много времени, а это не по бандитским законам. Я взвесила револьвер на ладони и пошла на компромисс: согласилась запереть его в «бардачке» до конца путешествия.
Я вела автомобиль Питера до его дома в Баррингтон-Хиллз. У него был красивый коттедж, небольшой, комнат на восемь, но с огромным участком и даже ручейком. Птицы щебетали, воздух был чист, без примеси бензина. Я пришла к заключению, что действительно трудно все это бросить ради престижной практики в городе.
Собака Питера, золотой ретривер, пышно именовавшаяся принцессой Шахразадой и охотно отзывавшаяся на кличку Пеппи, радостно бросилась нам навстречу. У Питера имелась дозированная электронная самокормушка, а потому собака вряд ли могла пожаловаться на длительные исчезновения хозяина.
Я уже бывала тут, Пеппи почти так же радовалась мне, как и хозяину. Пока Питер переодевался, я играла с собакой во дворе. Через полчаса он появился в джинсах-«варенках», футболке и с портативным холодильничком.
– Уложи в него сыр и кое-что еще, – сказал Питер. – Ты не против, если Пеппи поедет с нами?
Даже и думать было нельзя, чтобы оставить собаку одну. Увидев, во что одет хозяин, она чуть с ума не сошла от радости, возбужденно лая, лупя хвостом по борту автомобиля, а когда дверца открылась, вскочила в машину и по-хозяйски в ней уселась.
Озеро Пистаки располагалось примерно километрах в тридцати к северу. Мы медленно катили по проселкам, роскошный горячий воздух позднего лета обволакивал нас ароматным блаженством. Пеппи нервно поскуливала, высунув морду в окно, а когда подъехали к озеру, резво выскочила и помчалась к воде.
Я шла к эллингам вслед за Питером. День был не воскресный, народу почти никого, так что озеро было в нашем полном распоряжении. Лодка Питера представляла собой парусную яхту с двухместной крытой каютой.