Приказано убить (сборник)
Шрифт:
Он уставился на меня глазами, полными подлинного безысходного отчаяния.
– Ты нравилась мне, Вик. Возможно, я бы полюбил тебя, не дави на мои плечи груз содеянного – убийство. И потом ты становилась все более и более подозрительной, а я не мастер притворяться, скрывать что-нибудь. Поэтому стал сторониться тебя. Да еще весь этот кавардак с досье лиги «Ик-Пифф»...
Голос у него дрогнул. Я глубоко вздохнула.
– Все правильно, Питер, я об этом знаю. Алан вошел в контакт с Дитером Монкфишем и уговорил его устроить демонстрацию противников абортов у клиники Лотти. И кому-то из них было поручено украсть
Заметив, что Питер отвлекся, Алан сделал попытку выскочить из кресла. Однако Роулингс направил на него револьвер, давая понять, чтобы Хамфрис угомонился.
– Позвольте доктору закончить, мистер, – сказал Роулингс. – Так, значит, это вы подстрекали Серджио взломать квартиру мисс Варшавски и унести досье? Так? Да при этом еще сосед-старик пострадал! С разбитым черепом его увезли в больницу. К счастью, не умер. Эта сторона дела нам ясна. Но вот как насчет Фабиано? Он-то за что получил пулю?
– А, этот! – Питер взглянул на свой револьвер. – Алан заплатил ему за молчание. Мы подумали, что такой суммы он в руках никогда не держал и не будет подавать иск на госпиталь. Но он сбрендил, когда его стали тормошить братья Консуэло и Вик. Всем известно, как они близки с Хершель, а сотрудница Лотти – родная сестра погибшей Консуэло. Таким образом, любой, кто захотел бы докопаться до истины, обязательно уперся бы в Хершель. Правильно я говорю? – Роулингс и я молча утвердительно кивнули. – И вот Фабиано, – продолжал Питер, – все-таки вчинил иск Лотти Хершель, обвиняя ее в халатности при лечении беременной Консуэло. Сначала, правда, он старался держать свое слово – не выдавать «Дружбу»... Знаете, остатки кодекса чести... Но уж раз заваривается такая каша, трудно себя контролировать. И, разумеется, адвокат Фабиано мигом учуял, где пахнет большими деньгами. В «Дружбе», естественно...
Алан буквально рассудок потерял. Заставил меня разузнать, какой модели и калибра револьвер у Варшавски, и купил точно такой же. Он договорился о встрече с Фабиано в баре для дружеской, отеческой беседы. Я ехал впереди, на машине. Ты взял меня, чтобы еще больше впутать, не так ли, Алан?.. ... Он обнял парня и выстрелил ему в голову. Разумеется, оставил гильзу в барабане. Видимо, думал: полиция, так или иначе, столкнется с Вик, а уж если установит, что Фабиано застрелен из такого револьвера, то не миновать ей ареста. Он дал мне этот револьвер на сохранение. Дескать, дома – жена, дети, опасно держать оружие. Так, Алан?
Он снова навел дуло на Хамфриса и рассмеялся коротким смешком.
Роулингс, по-видимому, собирался сказать что-то о баллистической экспертизе, но передумал.
– О'кей, док, – сказал он. – Вы отнюдь не желали зла Варшавски. Вы бы приносили ей в тюрьму букеты цветов, наняли лучшего адвоката; возможно, им стал бы этот денежный мешок, ее бывший муж-юрист. Ну а теперь я вынужден просить вас сдать оружие. Это – улика в деле об убийстве, и я должен отвезти его в Чикаго.
Роулингс говорил спокойным, увещевательным голосом, и Питер скользнул по детективу затуманенным взглядом.
– Ах
Подняв револьвер, он посмотрел на него. Прежде чем я сообразила, что Питер собирается делать, он приставил дуло к виску и выстрелил.
Глава 33
Скорбь ретривера
Гром выстрела вибрировал в кабинете, наполнившемся запахом горелого пороха и крови. Вероятно, ноздри наши не чувствовали запаха крови, но мы ясно видели ее – это яркое пурпурное пятно на столе. А вот те белые осколки – это кости. И более темная мягкая кашица – мозг.
– Только извольте не падать сейчас в обморок, мисс Ви. Нам предстоит работа.
Крепкая черная рука подхватила меня, не давая упасть. Грохот в ушах постепенно стихал, тошнота, подкатывавшая к горлу, отступила. Я медленно выпрямилась, стараясь не касаться стола. Мюррей подошел к окну и застыл там, опустив плечи. Хамфрис неуверенно поднялся на ноги.
– Бедняга Питер... Не мог себе простить кончину той девочки, казнил себя за то, что не спас ее... И вы знаете, в последнее время он вел себя чрезвычайно странно, мы все обратили на это внимание и были весьма обеспокоены. Не в обиду скажу вам, мисс Варшавски, но думаю, на него губительно подействовали слишком частые встречи с вами. Да-да, постоянный наплыв тягостных, пагубных для рассудка воспоминаний о девушке, ее ребенке, о проблемах доктора Хершель. Очень безрассудно с его стороны, очень...
Он поглядел на часы.
– Да не покажусь я вам бессердечным, но мне необходимо срочно ехать в госпиталь. Обдумать, как преподнести персоналу печальную весть, также подыскать кого-то для замены Питера на несколько недель.
Роулингс двинулся к двери, загородив ее.
– Мне кажется, что если кто-то и рассуждает странновато и безрассудно, так это вы, мистер Хамфрис. Сейчас мы должны вместе с вами отправиться в Чикаго... для «милой светской беседы».
Брови Хамфриса поползли вверх, к кромке хорошо уложенной прически.
– Если вам нужно мое заявление, детектив, я его сегодня же надиктую и пошлю своему адвокату для передачи вам. Самоубийство Питера ставит нас в тяжелое положение. Я должен немедленно переговорить с моим секретарем. Видимо, нам придется работать в течение всей субботы и воскресенья.
Роулингс еле слышно вздохнул и вынул наручники.
– Вы меня не поняли, мистер Хамфрис. Я арестовываю вас за подстрекательство к убийству Малькольма Треджьера и убийство Фабиано Эрнандеза. Вы имеете право не отвечать на вопросы. Все, что вы теперь скажете, может быть использовано в суде против вас. У вас есть право посоветоваться с адвокатом, пока мы не начали вас допрашивать, а он может присутствовать при допросе. У вас есть право...
Хамфрис, боровшийся с Роулингсом, который надевал ему наручники на запястья, прорычал:
– Вы еще об этом пожалеете, детектив. Я устрою так, что ваше начальство выкинет вас из полиции.
Роулингс обратился к Мюррею:
– Вы делаете записи, Райерсон? Я хотел бы получить дослоный текст всего, что мистер Хамфрис говорил здесь. И полагаю, что в обвинение войдут также и угрозы полицейскому при исполнении им служебного долга. Полагаю, что сейчас самое время уведомить местных представителей закона о самоубийстве. Пусть приедут и поговорят с нами, пока мы не уехали в город.