Приказано убить (сборник)
Шрифт:
Глава 5
В полицейском участке
Спала я беспокойно, преследуемая призраком ребенка Консуэло. Утром шел сильный дождь. Улицы южного Чикаго превратились в поток, и мне стоило больших усилий добраться до родительского дома. Когда я вошла в жилую комнату, увидела люльку, а в ней ребенка. Девочка лежала спокойно, не двигаясь, уставясь на меня большими черными глазами. Я осознала, что это – моя дочь, но у нее еще нет имени, и она оживет лишь в том случае, если я ее как-то назову...
Дрожа, я проснулась в
Солнце сияло на небосводе уже с полчаса. Озеро и небо цветом напоминали красную медь, этакий скучноватый тяжелый пейзаж – конец света да и только. Воздух уже давил во всю мочь, а вода была зеркально гладкая.
Метрах в десяти от меня расположился рыбак. Я сняла кроссовки и носки, оставшись в шортах и майке. За ночьхолодные глубины озера каким-то движением ветра и воды переместились поближе к поверхности, и я задохнулась, когда ледяная вода охватила меня, заморозив кровь. С трудом я выбралась на берег. Рыболов, без сомнения, втайне желавший бесславной кончины всем, кто сдуру беспокоил окуней, не удостоил меня никаким вниманием.
Несмотря на прогревшийся воздух, я задрожала, зато холодная вода прояснила голову. К тому времени, когда я забралась в машину Лотти, – это в полутора километрах от меня, в Шеффилде, – я чувствовала себя готовой соперничать с лучшими спортсменами Чикаго.
Мы доехали до штаб-квартиры Шестого полицейского округа в Белмонте. Лотти выглядела подчеркнуто элегантно в голубом шелковом костюме, который я у нее раньше не видела. Ее обычное одеяние – школьного типа белая блузка и темная юбка.
– Я купила этот костюм еще в 1965-м, когда получала гражданство. Ношу его только в официальных случаях, и поэтому он совсем как новый, – улыбаясь, пояснила Лотти.
Я также была одета соответственно: костюм, но пшеничного цвета, с блузкой такого же оттенка. Несмотря на нашу элегантную внешность, нам пришлось проторчать сорок пять минут в ожидании приема, наблюдая, как офицеры полиции приносят утренние рапорты. Я успела внимательно изучить доску с крупным объявлением «В розыске», затем приступила к чтению всевозможных похвальных грамот.
Настроение Лотти с каждой минутой улучшалось, нервозность улетучивалась. Она подошла к дежурному сержанту, напомнив ему, что от нас зависят человеческие жизни и мы не можем ждать долго. Затем снова уселась в пластиковое кресло, поджав губы.
– Это похоже – возможно, ты не знаешь – на обычное ожидание приема у гинеколога средней руки, – объяснила я. – Они ведь обслуживают только баб, а, по их мнению, время женщины не стоит и ломаного гроша, вот пациентка и мается в приемной.
– Что же ты раньше мне этого не говорила, – с укором произнесла Лотти. – Хотя я не заставляю людей долго ждать. Не то что эти кретины.
В конце концов к нам вышел молодой офицер:
– Детектив Роулингс весьма сожалеет, что заставил вас столько
– Другого подозреваемого?! А мы, что же, тоже подозреваемые? – спросила я, спускаясь вместе с Лотти за ним по винтовой лестнице.
– Не имею представления, мисс, о чем детектив хочет с вами говорить, – сухо ответил офицер.
Детектив Роулингс, упитанный чернокожий примерно лет тридцати, приветствовал нас в дверях скромной комнатушки, предназначенной для допросов. В здании не было кондиционеров, поэтому он подраспустил галстук и был без пиджака. Несмотря на раннее утро, его воротник и подмышки намокли от пота. Он протянул руку куда-то в пространство, не мне и не Лотти.
– Доктор Хершель? Очень сожалею, что заставил вас так долго ждать. Моя встреча, назначенная на семь тридцать, продлилась дольше, чем я ожидал.
У него был мягкий, слегка хрипловатый голос, с оттенком увещевания: мол, не бойтесь, братцы, отвечайте на мои бесхитростные вопросы, и все тут.
Лотти пожала его руку.
– Это – мисс Варшавски, она мой адвокат. Надеюсь, вы непротив, если она будет присутствовать.
Это звучало в ее устах скорее просьбой, чем требованием: ага, фанаберии поубавилось.
– Нисколько, нисколько. Говорите – Варшавски? – Он прищурился. – Это имя мне вроде бы знакомо....
– Вероятно, вы вспоминаете дело, связанное с продавцом автозапчастей, – резко проговорила я. Газеты тогда уделяли мне слишком много внимания. А поскольку полицейские недолюбливают, когда частные сыщики суют нос в их дела, мне не хотелось бы ссориться с Роулингсом. – Между нами нет ничего общего, кроме того, что наши фамилии кончаются на букву «и».
– Возможно. Но я подумал сейчас о другом.
Некоторое время он хмурил брови, затем покачал головой и ввел нас в комнатушку.
– Обстановка здесь, конечно, не самая лучшая, доктор, но у нас мало места. У меня, например, даже кабинета нет, и я пользуюсь каким придется.
Он задал Лотти множество вопросов о Треджьере – о его врагах, друзьях, любовницах, повседневной жизни, были ли у него ценности...
– У него нечего было красть, – сказала она. – Малькольм – выходец из бедной семьи, с трудом пробился в медицинский колледж. Бессребреник. Сейчас таких врачей не найдешь. Ну, разве кто и мог бы на что-то позариться, так это коллекционер, знающий толк в гаитянских и африканских масках, тотемах. Но, мне кажется, все они бессмысленно испорчены и разбиты.
– Некоторые – да. А вам известно, сколько всего их у него было? Тогда мы могли бы составить список и искать недостающие.
Лотти бросила на меня вопросительный взгляд. Я отрицательно помотала головой.
– Нет, детектив, я не знаю. Несколько раз он приглашал меня к себе, и всегда присутствовали еще гости. У него, на мой взгляд, только в гостиной было около двадцати предметов искусства. Не знаю уж, сколько в спальне. Но в целом примерно тридцать – сорок.
Роулингс старательно все записывал.