Приказано убить

Парецки Сара

– Это правда? – требовательно спросил Пасиорек.

– Томас эта женщина – сумасшедшая. Как ты можешь ей верить? Старик мертв, чем она подтвердит свои слова? Все это – только слухи: умирает старик, «Корпус Кристи» скупает акции «Аякса», Фигуэредо пишет о возможных вложениях в страховую компанию – в чем тут можно меня обвинить?

Пасиорек побледнел.

– Не знаю, есть в этом твоя вина или нет, но вот что касается Кэтрин... Именно благодаря тебе на ее деньги был создан «Корпус Кристи». На эти деньги скупались акции «Аякса». И теперь, может

быть, потому что она вмешалась в это дело, погибла моя старшая дочь. Вот в чем я обвиняю тебя, О'Фаолин. Ты втянул Кэтрин во все это.

– Меня не удивляют твои обвинения, – высокомерно заметил О'Фаолин. – Ты всегда считал меня злым гением Кэтрин, ее Распутиным.

Он круто повернулся на каблуках и вышел. Ни Пасиорек, ни я не стали его останавливать. Вид у Пасиорека был измученный.

– Что из всего этого правда? – спросил он.

– Что из всего этого правда? – раздраженно переспросила я. – Вы хотите знать, стоит ли за спиной «Вуд-Сейдж» «Корпус Кристи»? Да, стоит. Перекупает ли «Вуд-Сейдж» «Аякс»? Да, в пятницу они сообщили об этом в комиссию. Убили ли Агнес из-за того, что она влезла во все это? Доказать никогда не удастся. Но, вероятно, да.

– Мне надо выпить, – пробормотал он. – Бывает, за несколько месяцев я выпиваю бокал вина, не больше. А сейчас пьянствую второй день.

Он повел меня через лабиринт в свой кабинет.

– Что с Кэтрин?

– С Кэтрин? – Казалось, это имя удивило меня. – А, с Кэтрин? С ней все в порядке. Просто шок. Во всяком случае, во мне она не нуждается. – Он посмотрел на свой бар. – Бренди мы ведь уже прикончили, да? Но у меня есть виски. Ты пьешь «Чивас»?

– А «Блэк лейбл» нет?

Он пошарил в баре. «Блэк лейбл» не было. Я согласилась на «Чивас» и уселась в кожаное кресло.

– Ну и что там этот старик? Гравер, кажется?

Я пожала плечами.

– Он умер. Когда Новик сделает свое признание, О'Фаолин станет соучастником преступления. Плохо только, что будет уже поздно. Завтра десятичасовым рейсом он улетает в Рим. И если никогда не заявится в Чикаго, у себя дома он свободен.

– А как насчет «Аякса»?

Он залпом прикончил виски и налил еще. Потом протянул бутылку мне, но я покачала головой: перед дорогой лучше не напиваться – мне предстояло возвращаться в Чикаго.

– Думаю, что смогу им помочь.

– Как?

Я покачала головой.

– В правилах Комиссии по ценным бумагам есть один маленький пунктик. Такой маленький, что Ксавир его, видимо, не заметил.

– Понимаю.

Он прикончил второй бокал и налил третий. Какой смысл смотреть, как он напивается? В дверях я на мгновение обернулась. Он сидел, уставясь в бокал, но почувствовал, что я ухожу, и, не поднимая головы, сказал:

– Говоришь, никогда не удастся узнать, почему погибла Агнес? Ты уверена?

– Нет доказательств, – беспомощно ответила я.

Он со стуком поставил бокал на стол.

– И не надо. Когда передо мной смертельно больной, я говорю ему... Я говорю ему, что заранее ничего нельзя

сказать – как повезет, но сам-то я знаю, что произойдет. Как один профессионал другому, скажи, ты знаешь, из-за чего умерла Агнес?

Я встретилась с его карими глазами и увидела, что в них стоят слезы.

– Как профессионал профессионалу – на сто процентов.

– Понятно... Это все, что я хотел узнать. Спасибо, что пришла, Виктория.

Мне не хотелось оставлять его одного в таком состоянии. Но что было делать? Не заметив моей протянутой руки, он взял со стола журнал и внимательно начал изучать его. Я не стала говорить, что он держит журнал вверх ногами.

Глава 26

Нацеленное ружье

Роджер ждал меня в «Гриллонс» – ресторане со старыми чикагскими традициями, где официанты оставляют тебя в покое, а не появляются каждые пять минут возле твоего столика, вопрошая, что тебе еще принести. Они подкатили к нашему столику огромный кусок говядины и отрезали две превосходные порции. Сыр «стилтон», специально привезенный из Мелтон-Моубрея, прекрасно сочетался с портвейном 1964 года. Несмотря на все свои тревоги и схватку с О'Фаолином, чувствовала я себя очень неплохо.

Роджер тоже был настроен бодро.

– Ты дала мне надежду, Ви. Ай. Я сказал директорату, что у меня есть знакомый детектив, который взялся за наше дело и полагает, что нашел выход. Они, конечно, очень заинтересовались, но так как у меня нет никакой информации, то и сказать я им больше ничего не мог.

Я устало улыбнулась и похлопала его по руке. Мы допили портвейн, и официант принес нам счет. Было около полуночи. Поколебавшись, Роджер спросил, не может ли он пойти ко мне. Я с сожалением покачала головой:

– Не то чтобы я не хочу – твоя компания мне всегда по душе. Но это не то место, куда можно кого-нибудь пригласить, – там сейчас настоящий кавардак. Кто-то искал одну бумагу и перерыл всю квартиру. А мне сейчас не до того, чтобы наводить порядок.

– А может, таким образом американка посылает мужчину к черту?

Я подалась вперед и поцеловала его.

– Когда я пошлю тебя к черту, не сомневайся, ты будешь уверен, что не ослышался. Сейчас я хочу сказать, что у меня нет дома и что мне это не нравится. Я чувствую себя потерянной и хочу сама в этом разобраться.

Он понимающе кивнул:

– Мои подчиненные здесь всегда говорят: «Я с этим справлюсь». Мне кажется, это американизм, но, как бы то ни было, я с этим справлюсь.

Когда он предложил подвезти меня, я с благодарностью согласилась и оставила «тойоту» в подземном гараже. Не велика беда, если утром ее не окажется на месте.

Была половина второго ночи, когда он высадил меня перед Беллерофоном. Вежливо подождал, пока я войду, махнул на прощание рукой и уехал.

Передо мной восседала миссис Климзэк. Как только я вошла, она вскочила и в ярости набросилась на меня, ее лицо напоминало рассерженный красный пион.