Приказчик без головы
Шрифт:
– Честно говоря, боюсь загадывать. Хотел бы, конечно, сосредоточиться на основном поприще.
– Жаль! У вас талант, батенька. Большой литературный талант.
– Ну что вы…
– И не только я так считаю… Знаете, кто вас отрекомендовал в свое время? – спросил Владимир Артурович, заговорщически понизив голос и приблизившись к уху Тарусова.
– Знаю, знаю, – отшатнулся Тарусов.
Некоторые имена не стоит произносить в присутственных местах даже шепотом.
Кухонную утварь Сашенька обожала! Потому, надо – не надо, скупала ее по разным каталогам. Но сейчас, глядя
Самое простое, как говорят, – это сварить кашу. Но как она варится?
На Сашенькино счастье, в кухню заглянула Маруся… Вот кто должен уметь ее готовить!
Оказалось, что Маруся и чай способна заварить!
Княгиня с облегчением вернулась в будуар и засела за дневник. Да так увлеклась, что не заметила, как пролетели отведенные на задержку полтора часа.
Пора идти в суд. Быстро одеваться!
Но когда торопишься, все валится из рук. Наталья Ивановна никак не могла затянуть Сашеньке корсет, а у Маруси не получалось загладить складки на юбке из пестрой киперной ткани, которую княгиня задумала надеть. Когда преодолели эти препятствия, возникло новое – прическа. Без Клаши Сашенькины волосы не желали зачесываться назад и ниспадать оттуда изящными волнами. В итоге совместными усилиями их сплели в толстую косицу, которую будто змею уложили кольцами на затылке. Надеть сверху вуаль не удалось, и ее пришлось заменить большой черной шляпой из итальянской соломы с бархатной лентой и веточкой пестрых роз. Уф, можно выходить…
Но еще не все беды остались позади. Спускаясь по лестнице, Сашенька заметила на Марусином сарафане дырку, причем в самом неприличном месте. Пришлось возвращаться. Ставить заплатку времени не было, и Марусю обрядили в тот самый сарафан, в котором Сашенька выдавала себя за нее.
Они безбожно опаздывали, и княгиня решила ехать на извозчике, хотя пешком идти было не более пятнадцати минут.
Но, выйдя наконец из дома, как на грех, повстречали Ильфатку, который увидев Марусю, принялся выговаривать:
– Обманщица! Ильфату пачпорт обещала – обманул, Ципцин замуж обещал, а сама ребенок есть!
– Она завтра, завтра паспорт принесет, обещаю, – заверила дворника Сашенька. – Свисти извозчика, опаздываем.
– Сейчас, барыня, сейчас, – дворник попятился. – Свисток дома забыть.
И скрылся в тени подворотни. Секунд через десять оттуда вынырнул Ципцин:
– Марусечка! Родная!
Петенька от его громкого крика заплакал, испуганная Муравкина обернулась. Счастье от встречи с возлюбленной сменилось на лице Ципцина тревогой и беспокойством:
– Это не она! – обернулся он к вышедшему следом Ильфату.
– Как не она? – возмутился дворник. – Девка красивый, сарафан синий!
– Сарафан-то синий, а девка вот другая!
– Как другая? Кухарка Тарусова! А вон княгиня ихняя.
«Ихняя» княгиня каким-то неведомым доселе чувством ощутила на своей спине внимательный взгляд Ципцина. Обернуться боялась – черный большой веер, за которым Сашенька решила прятать лицо в суде, пока что покоился в ридикюле.
Время шло, они опаздывали, а дворник, казалось, напрочь забыл про
– Долго еще здесь мне торчать? – рискнула открыть Сашенька рот, а для острастки еще и ногой притопнула.
Голос ее и выдал!
– Ах вот оно как! – обрадовался Ципцин. – Тогда здравствуйте, ваше сиятельство! А я стою, гадаю, вы – не вы…
Терять княгини было уже нечего, и она обернулась. Ципцин приближался к ней вразвалочку, с наглой улыбочкой на лице. Что сие значит?
Дворник наконец свистнул, и тут же с перекрестка припустилась в их сторону гнедая кобылка.
– Как поживаете, ваше сиятельство? – Ципцин схватил Сашенькину ручку и попытался поцеловать.
Княгиня с такой силой ее вырвала, что перчатка едва не осталась у мастерового в пятерне.
– Что тебе надо?
– Поговорить!
– Не о чем нам говорить!
Ципцин неожиданно ответил на хорошем французском:
– Ошибаетесь, весьма ошибаетесь, моя дорогая!
Челюсть отвисла не только у Сашеньки. Ильфат вылупился на приятеля так, словно тот волком обернулся.
На счастье, в этот момент притормозил извозчик. Соскочив с облучка, откинул ступеньку и помог дамам подняться.
– Трогай! Да побыстрей! – приказала княгиня. – В Окружной суд!
Дорогой Маруся сунула продолжавшему верещать Петеньке грудь, чтоб успокоился.
Ципцин проводил экипаж взглядом, а затем свистнул извозчика и себе.
Много времени отняли формальности.
Секретарь сообщил председательствующему, что из тридцати присяжных заседателей, выбранных на данный процесс три недели назад жребием, явились в суд лишь двадцать пять, однако трое из прибывших имеют законные основания для отлучки. Ни обвинение, ни защита отводить никого из оставшихся не стали. Председатель, надворный советник Николай Борисович Якоб, опустил бумажки с их фамилиями в ящик, перемешал, а затем стал вытаскивать по одной, сразу оглашая написанное. Первые двенадцать так называемых комплектных заседателей составили присутствие, последние двое стали запасными. Они также должны были присутствовать на заседании, но участвовали в вынесении вердикта лишь в случае внезапного выбытия кого-либо из комплектных.
После присяги присяжные заняли места на скамье в левой стороне зала, и стража ввела Антипа Муравкина. Его посадили за князем Тарусовым, по правую руку от судей. Николай Борисович Якоб задал Антипу ряд обязательных вопросов: имя, отчество, фамилия, звание, возраст, вероисповедание, местожительство, род занятий, а также получил ли подсудимый копию обвинительного акта. Муравкин от боязни ошибиться отвечал, часто запинаясь.
Затем секретарь прочел вслух список вызванных свидетелей и сообщил, что все, кроме Марии Муравкиной, явились по повесткам.
Надворный советник Якоб, тучный мужчина за пятьдесят, с затаенной надеждой поглядел на Дитцвальда. В такую погоду хорошо на природе, а в зале Окружного суда, хоть и не заглянуло пока сюда солнце, сущая парилка! Не отложить ли суд? Фердинанд Эдуардович призыву не внял, заявив, что показания Муравкиной в деле имеются и будут зачитаны. Князь Тарусов возражать не стал.
Надворный советник с грустью вздохнул, свидетели зашли в зал, приняли присягу (аналой с крестом и Евангелием стоял сбоку от судейского стола), после чего их снова удалили в специальную комнату.