Приключения 1964
Шрифт:
И, словно подтверждая это, прозрачные красноватые язычки дружно побежали по сучьям. Весело затрещал сушняк, заклубился в раскидистых ветвях голубой дым, в хмурое небо взметнулись еле заметными точечками искры.
Егор удовлетворенно хмыкнул и, отойдя в сторону, стал рубить пихтовые лапки для постели.
2
Кочергину некуда было спешить, и утром он долго чаевничал у костра. За ночь небо очистилось от войлочных облаков, день обещал быть ясным и безветренным.
К восходу солнца сильно приморозило. В тайге стояла та чуткая звонкая тишина,
Собравшись в дорогу и тщательно затушив ещё тлеющую нодью, Егор начал спускаться к устью ручья. Едва он прошел сотню шагов, как наткнулся на свежее кострище. Дня три, может быть, четыре назад здесь кто-то ночевал. Скорее всего — четыре. Тогда шел дождь, и путнику пришлось делать над своей постелью маленький навес из пихтовых лапок. Но кто это мог быть? Охотники из их колхоза ушли в другую сторону; сюда, к реке, направился один он, Кочергин. Кто-нибудь из проплывавших по реке?
Егор пробрался сквозь частый мелкий ельник к самому устью и удивленно присвистнул. Перед ним лежала наполовину вытянутая на камни голубая лодка. От высоко поднятого носа к вбитому в землю колу тянулась длинная цепь. Корму залила вода. Сквозь неё был виден пролом в днище — одна доска сломалась пополам от сильного удара снизу. Это была моторка, но двигателя на ней не оказалось.
Взглядом знатока Кочергин определил: подручными средствами суденышко не наладить. Это понял, конечно, и хозяин лодки. После того как на перекате произошла авария, неизвестный путешественник прибился к берегу и, убедившись, что дальнейшее плавание невозможно, лодку надежно привязал, а мотор снял. Но куда он его упрятал?
Егор стал приглядываться к следам. Влажный песок был истоптан вокруг сапогами с рубчатыми подошвами.
Кожимитовые рубчики наполовину стерлись, видимо человек немало походил по тайге. Там, где подъем на яр был менее крут, виднелось подобие тропки: путник прошел здесь несколько раз.
Кочергин поднялся на яр.
Он не ошибся. У большого, вросшего в землю камня виднелась разрытая и снова старательно притоптанная рубчатыми подошвами земля.
Кочергин расковырял мерзлую корку, и скоро конец ножа звякнул о металл. Раскопав отверстие шире, он увидел часть засыпанного землей мотора.
«Молодец! — мысленно одобрил Егор неизвестного путника. — Позаботился о лодке и о моторе. Только не до конца додумал. Мотор-то сохранится, а лодку весной унесет. Вместе со льдом…»
Заровняв землю, Кочергин спустился под яр, подергал лодку за цепь. Нет, одному не втянуть. И оставить нельзя. Унесет…
Подумав, он отошел в сторону, свалил стройную молодую пихту, очистил ствол от веток и разрубил на несколько частей. Разложив катки перед лодкой, Егор перекинул цепь через плечо, поднатужился. Не скоро, с большим трудом удалось ему затянуть лодку на кругляки. Дальше пошло легче. Постепенно перекладывая катки из-за кормы под нос, он вытащил лодку в безопасное место и привязал к дереву.
— Вот теперь будет ладно, — сказал Кочергин удовлетворенно и рукавом вытер со лба пот.
«Интересно, для кого это я старался? — подумал он. — У наших охотников таких лодок
Отдохнув. Егор приладил котомку и двинулся своим путем. Спешить было некуда, но до места добраться к вечеру всё же следовало. За ночь шуга погустела, шире стали забереги. Ниже, где река мелка и спокойна, её, может, уже и сковало.
Но вскоре Кочергину пришлось остановиться ещё раз. За крутым поворотом, где кончился яр и потянулся низкий лесистый берег, Егор наткнулся на усеянную щепой площадку. Песок был истоптан всё теми же рубчатыми подошвами. Невдалеке виднелись пни недавно срубленных сухостойных пихт. У самой воды валялись поломанные тальниковые вицы [1] .
«Вот как! — весело подумал Егор, радуясь сообразительности незнакомца. — Салик [2] сделал! Ну, этот в тайге не пропадет, до места доберется. Находчив».
1
Вицы — скрученные ветки.
2
Салик — небольшой плот.
По-видимому, путник ночевал и здесь: в кострище нагорело много золы, рядом валялись примятые пихтовые лапки. На этом следы человека кончились, дальше мелкий береговой песок был чист, как неисписанная бумага.
— Уплыл, — прошептал Кочергин, глядя на бесконечный, всё густеющий поток шуги. — Дай-то бог, чтобы проскочил…
3
Осень — лучшее время в тайге. Исчезает в эту пору страшный бич всего живого — гнус, полегают и перестают мешать ходьбе буйные травы, спадает выматывающая силы жара. А главное — созревают к осенним холодам пушные богатства тайги. Темнеет искрометная шкурка соболя, и становится дымчатой шубка белки. И как же приятно начать промысловый сезон метким выстрелом!
Пока Егор шел неторопливо по берегу, Руслан облаял несколько белок. Охотник взял их спокойно одну за другой. Зверьки были полные, упитанные — корма им нынче хватало. Промысел обещал быть удачным. И это поднимало настроение.
Кочергин потихоньку мурлыкал песни про славное море — священный Байкал, о диком бреге Иртыша, о могучей енисейской волне. Пробовал сложить песню про свою реку, возле которой сейчас шёл, но как-то не получалось. Слова подбирались вроде и ладные, а мотивы лезли в голову давно известные. В конце концов он вздохнул и сказал:
— Не выйдет, Руслан, из твоего хозяина композитора. Таковы-то, брат, дела…
Руслан вежливо крутнул загнутым в баранку хвостом: дескать, что поделаешь…
Так и шли они по берегу — охотник и пес, оба довольные жизнью и друг другом, оба благодушные в предчувствии хорошего промысла.
Чем дальше, тем шире разливалась по плоской равнине река. Вырвавшись из гор в долину, она разбивалась на множество больших и малых проток. Одни были уже вплотную забиты шугой, по другим льдины ещё двигались, но двигались медленно, налезая одна на другую, упираясь в берега, надолго останавливаясь. Близок, близок был полный ледостав.