Приключения 1971
Шрифт:
У противоположного борта парома послышался шум. С приставшей лодки на палубу карабкались вооруженные люди. Кто-то испуганно вскрикнул. Дернулся, привстав, Сергей.
— Спокойно, граждане! — крикнул немолодой человек в долгополом пиджаке, перепоясанном солдатским ремнем. — Проверка документов!
Патруль шел по парому, постепенно приближаясь к корме. Тех, у кого не оказывалось документов, и лиц подозрительных отводили в сторону.
Сергей сидел рядом, равнодушно насвистывая: «Белой акации гроздья душистые...»
— Документы, гражданка!
Возле
В кармане, пришитом под корсажем юбки, у нее рядом с браунингом лежал мандат ВЧК. Но нельзя же было показывать мандат, подписанный Дзержинским, здесь, среди людей, которые принимают ее за тихую богомолку! Это значило погубить операцию. Надо же, у самого монастыря...
Саша лихорадочно искала выхода: незаметно переговорить с командиром отряда? Нет, не выйдет, слишком много глаз.
Красноармеец ждал. Патрульные спускали в лодку задержанных, непроверенные документы остались только у нее да у Сергея. Все-таки, видно, придется подойти к командиру. Иного выхода нет.
Саша резко поднялась и тут же, охнув, опустилась обратно. Вновь острая боль пронизала ее. Он, оказывается, с характером, их будущий ребенок, сразу требует бережного отношения.
— Ты что?! — испуганно проговорил паренек.
— Сейчас, — пробормотала Саша. — Сейчас... — Знаком попросила красноармейца нагнуться. Шепнула: — Позови командира.
— Что? — не понял патрульный.
Саша не успела повторить — рядом оказался Сергей. Оттолкнул красноармейца.
— Не видишь — мается баба! Женское у нее. Отойди!
Паренек оторопело посторонился.
«До чего догадливый, дьявол... — подумала Саша. — Надо же...»
Молоденький красноармеец сочувственно смотрел на ее побледневшее лицо.
— Болит?
— Болит... — прошептала Саша.
— Потерпи... Обойдется...
Саша готова была провалиться сквозь землю.
— Шемякин! — окликнул командир. — Все, что ли?
Он уже стоял у борта, готовый спуститься в лодку.
— Все!
Паренек, подхватив винтовку, побежал к своим.
— Отлегло? — спросил Сергей, провожая взглядом удаляющуюся лодку.
У входа в монастырь скучными голосами просили милостыню нищие. Толстая монахиня бойко торговала маленькими образками — копиями «чудотворной» иконы.
Сергей попрощался на берегу. Ему надо было идти дальше. Саша несколько раз оборачивалась на его высокую фигуру в суконной рубахе, что-то все больше тревожило ее. На повороте дороги он обернулся, помахал Саше рукой.
В монастырском дворе стоял автомобиль.
Саша огляделась и увидела у конюшен Николая. Вместе с чекистами он осматривал лошадей. По тому, как он поминутно оглядывался на монастырские стены, Саша поняла, что Николай ждет ее и волнуется.
Она отстала от своих попутчиков, подошла к колодцу напиться.
Матрос заметил ее, тронул за плечо Николая. Тот обернулся.
Саша вошла в собор. Тускло горели свечи. Длинный хвост богомольцев тянулся к «чудотворной» иконе в тяжелой золотой ризе. Люди благоговейно прикладывались к наперсному кресту и устам святой. Благостность происходящего нарушали лишь две девушки с повязками красного креста на рукавах. После каждого пятого верующего они задерживали очередь и обтирали крест и губы на иконе губкой, смоченной в ведре с каким-то раствором.
— Ох, лишенько... — вздохнула старуха рядом с Сашей. — Поганят нашу матушку-заступницу...
— Так ведь холера же, бабушка.
Старуха гневно обернулась.
— Это на святой иконе холера?! Безбожница! Тоже, видать, из этих...
Саша поспешно отступила в темноту собора. Нет, здесь надо быть очень осторожной...
Она вновь встала в конец длинной очереди. Подойдя к иконе, упала на колени, склонилась, замерла.
Сзади постепенно стали напирать богомольцы. Поднялся ропот, сначала тихий, потом все более громкий. Ее пытались поднять, отвести от иконы. Но Саша не вставала. Она «молилась» самозабвенно, исступленно.
Раздвинув толпу богомольцев, подошли две пожилые монахини. Долго смотрели на Сашу. Богомольцы затихли, ждали, что будет. Наконец одна из монахинь, с сухим, жестким лицом, положила руку на плечо Саши.
— Встань!
Саша будто не слышала. Цепкие пальцы больно сжали плечо.
— Встань, отроковица!
Саша, словно приходя в себя, смотрела невидящими глазами.
— Что с тобой?
— Беда у меня... О чуде заступницу нашу прошу...
Монахини отвели Сашу в боковой придел собора.
— Говори.
— Позвольте матушку игуменью увидеть, ей все сказать! О ней святая слава идет, она моему горю поможет. Скажите ей, умолите допустить до себя. Будьте матерями родными!
Саша вновь грохнулась на колени. Монахини переглянулись. Та, что была постарше, сказала:
— Иди за мной...
Вслед за монахиней Саша вышла на освещенный солнцем двор. Она успела заметить одного из чекистов возле входа в собор. Он проводил ее взглядом.
В глубине двора стояли жилые помещения монастыря. Монахиня открыла небольшую дверь в черной стене. Внутри было холодно, пахло сыростью. Узкая каменная лестница вела вверх. Новая дверь вывела их в длинный коридор.
«Сначала налево, — твердила про себя Саша, — потом мимо трапезной...» Она запоминала повороты, переходы, глубокие ниши в каменных стенах.
Наконец они очутились в небольшой комнате с низкими сводами. Тяжелая, окованная железом дверь вела в соседнее помещение. Монахиня шагнула к двери, прислушалась. Обернулась к Саше:
— Жди.
Негромко постучала раз, другой... Дверь не сразу отворилась. Монахиня скрылась за ней.
Саша осталась одна. Низкая комнатка была без окон, тускло светилась лампадка у божницы в углу.