Приключения 1977
Шрифт:
— Хорошо, разберусь.
— Мне разрешите идти?
— Идите!
Хлопнула дверь, и Федор остался один на один с корниловцем.
— Ну-с, краса и гордость революции, садитесь.
Федор хотел было отпарировать: «Слушаюсь, опора и надежда трона.!», да решил, что ни к чему сразу обострять отношения, молча опустился на стул.
— Что ж, будем знакомы. Я — штабс-капитан Эрнст Карлович Циглер фон Шаффгаузен-Шенберг-Эк-Шауфус. Советую запомнить, повторять не люблю, когда искажают мою фамилию, не переношу.
— Запомню, господин штабс-капитан, — ответил Федор,
Дальше Федор дразнилку забыл, но фамилию помнил.
«А может, это тот самый Энька и есть? — мелькнула мысль. — Ведь его, наверное, Эрнстом звали… Да нет, тот был полный, как колобок, а этот вон какая жердина, и нос длиннющий, словно хобот…»
— А как же вас прикажете величать?
— Бакай. Федор Иванович Бакай.
— Бакай, Бакай… Что-то фамилия такая…
— Какая?
— Не ясная. Ведь у вас все больше Ивановы, Петровы, Брюквины, Капустины.
— Очень даже ясная. Когда татары захватили южные степи, то не всех истребили. Кое-кто остался жить в Диком поле, прятались от кочевников в камышах по протокам рек. Эти протоки назывались бакаями, и вот тех, кто жил там, стали звать Бакаями…
— Ишь ты, как князь или граф, сотнями лет свою родословную исчисляешь!
— Все мы от Адама происходим, — уклончиво ответил Федор.
— Ну что ж, Бакай так Бакай… Рассказывай о себе. Обманывать не советую. Сказать почему?
— Слушаю, господин Циглер фон Шаффгаузен-Шенберг-Эк-Шауфус, — без запинки произнес Федор.
— Вы что, где-то встречались со мной?
— Никак нет, не встречался.
— Странно. Мою фамилию редко сразу запоминают.
— Я с детства хорошей памятью обладаю, господин штабс-капитан.
— Ну-ну… Так вот, в морской контрразведке заведена картотека на всех красных моряков. Понимаешь? — и он положил на стол внушительную записную книжку с алфавитом.
— Так точно, понимаю.
— А данные мы берем из газет. Как они называются?
— Не могу знать, господин штабс-капитан.
— Ну и кроме того, у вас… — Штабс-капитан пристально взглянул на Федора, тот спокойно выдержал его взгляд. — Там у вас есть наши люди…
— Разрешите доложить, нас на мельнице было всего двое…
— На мельнице?..
— Так точно! После ранения работал там машинистом. Сгорела — сюда подался. Да вот…
— Чего же перерегистрацию не прошел? — постучал штабс-капитан пальцем по воинскому предписанию.
— Не успел…
— Ну что ж, посмотрим. — И штабс-капитан взял в руки записную книжку. — Только: «Это не обо мне, случайное совпадение…» — такое у нас не пройдет. И хорошо, если на кормовой срез пойдешь, а то на «Корнилов»… Так!.. Балануца…
Штабс-капитан читал, а Федор мучительно думал, писали о нем что-нибудь или нет. Вроде бы нет, а вдруг? Ведь он часто и на собраниях и на митингах выступал…
— Значит, Бакай!
— Бакай, — внешне спокойно повторил Федор, а сам уже решил: как только штабс-капитан назовет плавбатарею «Защитник трудящихся» — сразу бросится на него и за горло…
— Есть Бакай!..
Федор старался ничем не выдать своего волнения, но мускулы его напряглись.
— Т. И. Бакай… Т. И… кто это?
У Федора даже в ушах зашумело, и он с неподдельной радостью воскликнул:
— Брат мой, Тимка! Тимофей Иванович. Младший…
— Обрадовался, что у красных? — подозрительно взглянул на Федора штабс-капитан.
— Да нет! Жив он, оказывается! Ведь три года, с сентября семнадцатого, о нем вестей не имею!
— Так, так… Батальон пограничной стражи… Пост «Старик»… Подчасок… Так вот, можешь не радоваться. — И штабс-капитан торжественным тоном, словно на богослужении, начал читать: «Предстал перед судом Военного трибунала по обвинению в потере политической бдительности, в измене делу рабочего класса, выражающейся в том, что, будучи на посту в дозоре, допустил высадку белогвардейского десанта, а находясь в госпитале, способствовал побегу арестованных офицеров, а затем и сам переметнулся к бандитам…» В общем считай, что его нет, Чека и за меньшее на тот свет отправляет.
Федор опустил голову. Хоть и утешали его в Очакове, что с братом ничего не случилось, да кто знает, уж очень серьезные обвинения. Может, просто успокаивали? Да, но действительно разведка поставлена неплохо, ведь вот, давно ли об этом в газетах было напечатано, а уже здесь известно. И чтобы не молчать, проговорил со вздохом:
— Жаль… Ему и девятнадцати нет… Способный был парнишка, мечтал на инженера выучиться…
— Ну вот, большевики выучили… Да и зачем им инженеры? Для того чтобы разрушать, инженеры не нужны…
Федор молчал. Отвергать слова штабс-капитана ни к чему, подтверждать не стоит, А молчать — самое удобное, горюет о брате, и все…
Все это было так естественно, что даже Эрнст Карлович, по-видимому, перестал сомневаться.
— …Ладно, что было, то было, как говорится в романсе, прошлого не вернешь. Но вот еще один вопросик: какие планы на будущее у Федора Бакая, бывшего забастовщика, потом матроса, склонного к большевизму, а сейчас почти добровольно пришедшего служить на корабли флота их превосходительства барона Петра Николаевича Врангеля?
Над ответом Федор даже не задумался:
— Это, конечно, правильно, и бастовал, и на Дон ходил — нельзя же одному против всех. А думал и думаю я о том, чтобы стать мастером по строительству кораблей, как мой отец. Ему вон император часы подарил.
Федор заметил, как на ничего не выражающем, каменном лице штабс-капитана от удивления дрогнули брови.
— Что ж, служи, покончим с большевиками…
«Дай бог нашему теляти волка съесть», — мысленно прокомментировал Федор слова Эрнста Карловича.