Приключения-70
Шрифт:
— Это я понимаю. В прошлом году мы милиционеров своих на колчаковский фронт дали. Два месяца назад десяток человек в продотряд направили. Ни один не вернулся. А теперь… Да ты и сам знаешь, какой разгул бандитизма в Москве.
— Знаю. В общем, понял тебя: к рабочему классу обратиться хочешь?
— Верно.
— Ладно. Помогу. Завтра жди, придут к тебе люди. Только на многое не рассчитывай.
— И на том спасибо.
VIII
Колька гнал вовсю: даже он, матерый бандит, имевший на своем счету немало загубленных
— Это кто в мильтона играется? — зло ощерился он.
— Не твое дело! — бросил Кошельков, вынимая маузер и всматриваясь в снежную мглу. — Сволочи, никогда их нет на месте, когда нужно. — Он приоткрыл дверь и вновь засвистел. Откуда-то со стороны Красносельской послышались такие же трели. — Ага, бегут!
Через минуту в летящем снеге замаячили две неясные фигуры.
— Давай, давай скорее! — заорал Кошельков, и, когда патрульные торопливо приблизились так, что уже видны были их молодые, раскрасневшиеся от мороза и бега лица, Кошельков прицелился и хладнокровно всадил по нескольку пуль в каждого. Милиционеры нелепо взмахнули руками, стали валится набок, один несколько раз дернулся и затих. Снег под ним стал алеть.
— Будете, гады, знать Яньку Кошелька! — зло оскалившись, пробормотал главарь и, стукнув рукояткой маузера по спине шофера, хрипло приказал: — Жми!
Ванька, Ленька, Козуля, Колька Заяц с опаской смотрели на своего вожака.
— Ты что, Янька? — тронул его за рукав Козуля.
— Мстить буду! Понятно? — Он скрипнул зубами. — Я их всех ненавижу! Всю эту власть, так их… А ну, стой! — опять потребовал он и, открыв дверцу, вновь пронзительно засвистел.
От Мясницких ворот к машине поспешно бежал милиционер. В нескольких шагах он остановился и взял под козырек.
— Сыпь, легавый на тот свет! — издевательски бросил милиционеру бандит и выстрелил ему в живот.
Милиционер сломился пополам, стал падать, на безусом лице его были написаны удивление и боль.
Заяц рванул с места и повернул на бульвары. Ему было не по себе и захотелось перекреститься. Домчались до Никитских ворот, где, как показалось шоферу, стоял целый наряд. Он поспешно свернул на Большую Никитскую и сразу же в Мерзляковский переулок. По протоптанной в снегу тропинке шли гуськом четверо мужчин и женщина.
— Можете пощупать фраеров, — милостиво разрешил Кошельков, понимая, что надо дать сообщникам возможность сделать то, к чему они стремились, к чему привыкли.
Машина остановилась, все разом выскочили из нее, словно обрадованные.
— А ну-ка, граждане, спокойненько, руки вверх! — скомандовал Козуля, нарочно строя зверскую физиономию. — Кому говорят! — вдруг рявкнул он. — Или жизнью не дорожите?
Побелевшие от страха прохожие покорно подняли руки, прижались к стене дома; немолодая женщина трясущимися губами бормотала:
— Голубчики, все берите, только не убивайте! Ай! — взвизгнула она, когда Ванька Конек, грубо дергая, стал вытаскивать
— Мадам, просю без шухера! — строго предупредил грабитель. — Покажите пальчики. Эти кольца вам ни к чему, возьму их на память. И мантончик сымите.
— Барахла не брать! — распорядился Кошельков.
У мужчин в два счета были изъяты бумажники, кольца, часы. Садясь в машину, Кошельков предупредил ограбленных:
— Стоять смирно! Имейте в виду, вы на мушке, кто шевельнется, пока мы не уедем, получит пулю.
Заяц газанул, и через минуту машина уже мчалась по Поварской к Кудринской.
Всю добычу бандиты, по обычаю, передали главарю. Бумажники Кошельков быстро выпотрошил и выбросил в окно, деньги, драгоценности рассовал по карманам.
Все лихорадочно закурили.
— Вот это дела! — потирая руки, обрадовался Ленька. — А то мильтонов зачем-то… — И умолк, получив по затылку.
— Заткнись! — бросил Кошельков.
Откуда-то послышались милицейские свистки.
— Легавые! — испугался кто-то из бандитов.
Заяц погнал машину вовсю, выскочил на набережную. Тут автомобиль было забуксовал, но в умелых руках шофера выкарабкался и помчался, подпрыгивая на ухабах. Сзади кричали «стой!», свистели, раздалось несколько выстрелов.
— Пронюхали, гады! — ощерился Кошельков, вынимая маузер. — Выследили…
У Крымского моста наперерез машине бросились двое с винтовками. Всего лишь несколько шагов успели пробежать красноармеец Петров и милиционер Олонцев и упали, сраженные бандитскими пулями.
Машина проехала еще несколько метров и остановилась, упершись в сугроб. Бросив автомобиль, бандиты побежали по набережной. Сзади слышались крики, трели свистков, раздалось несколько выстрелов.
— За мной! — скомандовал Кошельков, сворачивая во двор дома. — Тут проходной.
Побежали через двор, перелезли через какой-то забор, попали на засыпанные снегом огороды, тяжело дыша и увязая в снегу, выбрались в переулок. Кошельков несколько раз оглядывался и, зло щерясь, стрелял в темноту. Попетляли на задах хамовнических домишек, наконец, остановились. Ванька Конек, держась за разбитую скулу — напоролся на забор, — тихонько скулил.
— Цыц! — огрызнулся на него Кошельков, напряженно всматриваясь в тьму и прислушиваясь. Было тихо, только где-то далеко тявкала собака. — Оторвались! — выдохнул Янька и презрительно усмехнулся. — Что, взяли? Вы еще долго будете Яньку Кошелькова вспоминать. Ладно, потопали до хаты, — заключил он, пряча за пазуху тяжелый маузер.
В МУР явилась группа рабочих с завода Гужона. Старый доменщик, расправив рукой усищи, нахмурил брови, тоже похожие на усы, и произнес короткую речь:
— Партия направила к тебе, начальник. Раз надо помочь — поможем. Восемь человек тебе привел. Только чего же ты раньше молчал? Шуточное ли дело, чтоб так бандюги в Москве разгулялись! А ты!..
Александр Максимович с удовольствием слушал сердитого доменщика. А тот вдруг спросил:
— Ты с какого года в партии?
— С тысяча девятьсот четвертого, — ответил Трепалов и поднялся во весь свой рост.