Приключения-75
Шрифт:
Постой, не колотись, Гришуня. Именно за милицию ты и должен думать. Сумеешь разобраться в их планах — сухим из воды выйдешь. Нет — получай...»
Шалашов рассудил так. Разведка так разведка. Предположим, милиционер не сомневается: в заказнике кто-то бьет зверя. Где милиционер это узнал? В тайге? Нет. В Горном кто-то стукнул. Кто? Пока неважно. Но идет милиционер один. Получается, не очень-то верит сказанному... Куда он движется? Окрест один охотник — Комолов. И придет милиционер к Антошке сегодня. Сегодня вечером.
«Соображай, соображай, Гришуня! — обрадовался Шалашов. — А вдруг случайный выстрел, и нет милиции! А парень... В крайнем случае можно камушки-то на голову парню ссыпать! Кто его особенно-то искать будет? Но это совсем на крайний случай. ...А вот пульку-то в милиционера из карабинчика Антона кинуть можно. Ты, Гришуня, молодец!»
Гришуня так возрадовался найденному выходу, что не заметил, как вскочил на ноги. Колючки дикого перца, оцарапавшие лицо, привели его в себя. Гришуня отер капельки крови, выступившие на заросшей щетиной щеке.
«Все, Шалашов! Решил — и не сворачивай! Твердо иди, тогда не оступишься, не заюлишь. Другой дороги тебе нет! И что Антоша в дружбе клянется, тоже хорошо. Вдруг возьмет вину на себя. ...А что... точно возьмет. Дело верное. Только разжалобить как следует нужно!..»
Гришуня вошел в Антонов балаган, уверенный в себе, чуточку ухмыляясь, а в его крупных, чуть навыкате глазах играла отчаянная удаль. Он очень нравился самому себе.
— Здорово, барсучье племя! — хохотнул Гришуня, расталкивая спящего Антошку. — Зарылся в нору! Фарт проспишь. Ишь какие панты убил! Везуч! Да нет, не везуч. Умел! Вот это да, теперь шесть отростков! Хорошо должен получить.
— Да уж отвалят, — гордо сказал Антошка, усаживаясь на подстилке. Он улыбался Гришуне, утру, удаче.
— В охоте везенье — ерунда, — ставя в угол свой карабин, старался подластиться Шалашов. — Тут в руке дело.
— Нет. Карабин хорош.
— Не в технике дело, Антон, — наставительно заметил Шалашов и взял в руки комоловский карабин. Гришуня прикинул оружие, словно на вес, прилаживая к нему руку. Потом снял предохранитель, открыл затвор и присвистнул: — Что за новости? Вот это пульки...
Покраснев от стыда до слез, Антошка стал говорить, что обойму таких, особо убойных патронов ему подарил, да, именно подарил егерь Федор Фаддеевич Зимогоров. Не смог Комолов даже Гришуне признаться, что стащил обойму из ящика стола егеря.
А Гришуня подумал:
«Такое твое счастье, товарищ милиционер, идущий сюда... Таков твой фарт. Убит ты будешь пулей егеря из карабина Комолова... А как все получилось, Антоша, царство ему небесное, из-под каменного завала не расскажет... Рано хороню парня? Тем крепче!»
— Очень хороши патроны! Как ни стукну — есть. Один раз даже обнизил, а
Оправившись от смущения, что солгал другу, Антоша принялся одеваться, потом плеснул себе из лохани воды в лицо. Вытираясь подолом рубахи, спросил:
— Когда же ты со мной на охоту сходишь? Ведь обещал.
— Сегодня, Антоша! Сегодня! Больно у меня настроение хорошее. Пойдем в ближнюю сидьбу. Глядишь, и панты, и мясца добудем. Свежинки захотелось. Я тебе такую сидьбу покажу!
Антон смотрел на друга счастливыми глазами.
Комолов, на взгляд Гришуни, радовался всему по-щенячьи. На сухих прогалинах любовался рыжими лилиями, а у ключей — лиловыми цветами гигантской хохлатки. Он дышал полной грудью воздухом, напоенным ароматом лимонника и бархата.
А Гришуня нет-нет да и прикидывал про себя, точен ли его расчет, ни придет ли сюда милиционер раньше вечера, когда они залягут в сидьбе. От нетерпения он даже загодя поменялся с Антоном карабином, сказав шутя, что у комоловского лучше бой.
Поужинав, они отправились к сидьбе у солонца. Осторожно, как и подобает охотникам.
Сидьбой обычно называют построенную из корья крохотную землянку. А эта была оборудована в прикорневом дупле. Выбрали ее со знанием дела. Липа была старой, привычной для зверья и не вызывала никаких подозрений у сторожких изюбров.
Лаз сидьбы был узок, но из него далеко просматривались подходы к засидке. И это самое важное для Гришуни. Что до бойницы, то стрелять из нее по зверью одно удовольствие.
Лежали тихо, не шевелясь. Антон по давнему совету Гришуни берег глаза, притулился поудобнее, зажмурился.
Гришуня не сводил взгляда с пологого склона распадка, метрах в двухстах от сидьбы. Кругом было уже темновато, но в прогале меж деревьями, в распадке, еще четко различались ветви кустов и редкая трава на каменистом склоне. А когда там появился человек в фуражке с ярким околышем, Гришуня даже не удивился точности своего расчета. Он только мельком взглянул в сторону, не перепутал ли он карабин Антоши ненароком со своим. И, убедившись, что у него в руках оружие Комолова, Гришуня выстрелил навскидку. Выстрел в сидьбе был оглушающ, и вскрик Антона как бы потонул в нем.
Потом Гришуня рванулся к лазу, но ошеломленный Антон опередил его, выскользнул раньше. Не сговариваясь, они побежали к распадку, обогнули его начало и почти кубарем спустились в русло пересохшего ручья. Тут Антон остановился как вкопанный, увидев тело инспектора:
— Ты Шухова убил...
— Медведя я целил! — воскликнул Гришуня. — Медведя! Он шагах в десяти у сидьбы был.
— Какой медведь?
— У сидьбы... — И, будто только тут поняв происшедшее, Гришуня крикнул в голос: — Конец мне! — И хватая Антона за руки: — Не видел я его, сам знаешь... Разве я... Антошенька, друг, погиб я теперь!