Приключения Арбузика и Бебешки. Сокрушение «несокрушимых»
Шрифт:
Телефонная трубка молчала, слышалось лишь тяжёлое дыхание командира бомбардировочной группы полковника Ц.
– Ты слышал приказание?
– Так точно, сэр! Но ваше приказание не может быть выполнено!
– Бездельник, ты не понял, кто с тобой говорит!
– Я отлично всё понял, но оба экипажа, сэр, подали рапорт об увольнении.
– После объявления угрожающего положения никакие рапорты в расчёт не принимаются! Так записано в каждом контракте!
– Да, сэр… Согласен, сэр… Тем не менее садиться в кабину бомбардировщиков они более не хотят… Там объявился некий дух, который
Сердце Сэтэна запрыгало, ликуя. Он гордился своей победой.
– Передай этим твоим ничтожествам, напялившим военные мундиры и обещавшим мне верную службу за зарплату, в три раза превосходящую зарплату в любой иностранной армии, что этот дух мною пойман и обезврежен! Объяви пилотам немедленно, я хочу слышать их реакцию.
Полковник Ц. включил аварийное переговорное устройство и воспроизвёл записанные на плёнку слова командора Сэтэна.
– Не слышу ликования!
– Извините, сэр. Они требуют доказательств и говорят, что больше ни разу в своей жизни не поднимутся в кабину военного самолёта.
– На что же они будут жить, эти бандиты? Они же ни черта больше не умеют, кроме как швырять дерьмо на позиции, занятые дерьмом!.. Передай им, что я пленил это необыкновенное существо и теперь вправе распорядиться его судьбой так, как пожелаю!
– Сэр, они вам не верят. И говорят, что скорее подохнут с голоду, нежели послушаются пустых увещеваний.
– Но я даю слово!
– Они отвечают, что их более не интересуют никакие слова.
Командор Сэтэн вдруг понял, что бессилен повлиять на пилотов, в верности которых ранее нисколько не сомневался. Это вызвало прилив ярости.
– В таком случае сообщи этим ничтожествам: все они уволены! Все, все до единого! С этой самой минуты! И, учитывая, что объявлен сигнал тревоги, иначе говоря, военное положение, я им не выплачу более ни цента! Более того, я велю посадить всех немедленно в тюрьму! Немедленно – как нарушителей контракта и присяги! Тебе же, полковник, я делаю первое и последнее предупреждение и велю тотчас отправиться в отдел резерва и отобрать нужных людей для одного экипажа!
– Осмелюсь доложить, сэр: нужных людей в резерве не имеется. Есть эти искусственники, обожающие кожаные пальто, чёрные шляпы и перчатки, но им никак нельзя доверить такую ответственную технику. Я почти уверен, что они изменят боевой курс, чтобы продать атомный боезапас.
От негодования Сэтэн долго не мог найти подходящих слов: он грязно ругался и сыпал междометиями.
– И нет иного выхода?
– Иного выхода нет.
– Это твоё последнее слово, полковник?
– Да, сэр, это моё последнее слово. В таком деле неуместны шутки и скоропалительность. Я в состоянии подобрать экипажи, но для этого нужно задействовать нашу особую агентуру в Германии или России… Но лучшие люди и там, сэр, отказываются сотрудничать с нами, хотя мы предлагаем самые высокие ставки. Они считают связь с нами предосудительной.
– И с тобой всё ясно, полковник! Ты тоже уволен! И ты тоже пойдёшь в камеру! Но не шибко задирай нос: задание выполнят мои старые ветераны!..
Сэтэн откинулся на спинку кресла и протёр платком вспотевшее лицо: насчёт ветеранов он, конечно, присочинил, но разве мог он
Нужно было срочно переменить стратегию. Но проворная обычно мысль, споткнувшись о неудачу, на этот раз заклинивалась, отказывалась повиноваться. Сэтэну никак не удавалось сфокусировать сознание на ситуации. Будто какая-то течь обнаружилась – существенное ускользало, беспокоило менее существенное: как он сумеет объяснить своим влиятельным друзьям исчезновение всего состава Магистрата? Беспокоило и то, что обыкновенные люди всё хуже срабатывались с искусственными. Те и эти почти открыто ненавидели друг друга. На базе всё чаще происходили стычки. И некоторые – со смертельными исходами.
Зазвонил телефон связи со «штабом миротворческих действий», осуществлявшим операции с помощью военной силы.
– Наконец-то, шеф, вы подняли трубку! Докладываю положение в Стране Голубых Туманов: химическая команда оттеснена от ракетного корабля, наш доблестный десантный батальон непрерывно атакует позиции неприятеля, но пока без особенного успеха.
– Любой ценой отбить ракетный корабль! Вы слышите: любой ценой! И немедленно! Потерь не считать!..
«И этот – сволочь! Придётся расстрелять: указывать мне, когда я должен поднимать трубку? Армейский осёл!..»
Бой за ракетный корабль
Отряд Арбузика едва-едва удерживал позиции перед ракетным кораблём: атака следовала за атакой, но выручало то, что фабреоиды были слабыми солдатами. Стоило прибавить огня и подстрелить трёх-четырёх из них, как остальные тут же бросались наутёк. Требовались большие усилия командиров, чтобы остановить бегущие толпы, построить их и вновь вдохновить на атаку, стращая и подкупая одновременно.
Тем не менее сил для отпора практически уже не осталось: все боеприпасы были использованы, лучшие солдаты ранены или убиты.
А до двенадцати часов оставалось ещё более сорока минут. И эти минуты ползли, как черепаха.
Был ранен в плечо Арбузик, в руку Бебешка, но оба оставались на поле боя.
Капитан Сакс показал себя бесстрашным и опытным командиром. Главное – он не терял присутствия духа и всё время улыбался.
– Ну что, капитан, продержимся до обеда?
«До обеда» – означало: до выхода из корабля Болдуина и зеленохвостых.
– Конечно, продержимся, – говорил капитан Сакс. – Только с патронами туговато: на пять автоматов осталось четыре десятка патронов. Оглушительный залп – и рукопашная, иного выхода нет.
– Вот я и предлагаю: как только последует новая атака, подпустить поближе и дать рукопашный бой.
– Превосходный план, Арбузик, только ведь в нашем отряде уже нет людей, способных к такому бою. Рукопашная требует, во-первых, личного мужества, а во-вторых, большой выучки.
– Что удалось найти у раненых или убитых фабреоидов после последней атаки?
– Раненых и убитых не было: противник бежал столь же резво, как и накатился на нас. Ничего не бросили, ничего не оставили. Я даже подозреваю, что это была ложная атака – с целью истощить наши последние боеприпасы.