Приключения блудного барона.
Шрифт:
— Давно мечтал это сказать, — улыбнулся Сидор, покосившись на мрачного коменданта.
Заключённый Косой! На выход! С вещами, — во весь голос гаркнул он в абсолютную темень, открывшуюся за дверью.
— Приём по личным вопросам с девяти часов утра, — раздался из темноты мрачный, хриплый голос Головы. — Если у кого какие вопросы, приходите утром.
— Выходи, Голова, поговорить надо, — Сидор с мрачным видом стоял в тёмном проёме, освещаемом только горящим возле двери одиноким факелом часового.
— А! — донёсся из
Долго ж ты добирался, — проворчал голос Головы из темноты. — Я из-за вашего дурака коменданта воспаление лёгких тут подхвачу, в сем каменном мешке, в холодрыге и сырости.
Который уже день тебя тут ждём, в сыром холодном, каменном подвале мёрзнем. А ты всё где-то шляешься.
— Экий у тебя слог образовался, поэтический, — хмыкнул Сидор куда-то в темноту. — Думаю, ещё недельку тебе тут посидеть и в настоящего Бояна превратишься. А там и до лавров Александр Сергеевича Пушкина недалеко.
— Не желаешь? Голова? — вкрадчиво поинтересовался он.
Голова, кряхтя как столетний дед, медленно выступил из темноты подвала на тусклый свет, даваемый одиноким факелом часового и замер перед дверью.
— Смотри как бы ты от того дурака коменданта ещё больше не огрёб, поэт ты наш подвальный, — злобно зыркнул на него комендант. — Глядишь, у того дурака коменданта и подвальчик посырее найдётся, с крысами, к примеру, да и кормёжка сразу станет похуже. К примеру, переведёт вас всех на хлеб и воду. На истинное твоё место, Косой.
Вот тогда действительно запросишься обратно. В комфорт этого подвала, со жратвой из комендантского котла и сенцом с горных лугов.
Не глядя в сторону коменданта, Голова старательно отряхивал прилипшие к брюкам травинки.
— Жалко было лампу одну нам сюда дать в подвал, чтоб темень разгонял, — недовольно пробурчал он, продолжая отряхиваться. Оскорбительного тона и слов коменданта он словно не слышал. — Сидели в темнотище, понимаешь ли, как крысы.
Наблюдать со стороны грызню коменданта с Головой Сидору было неловко и неприятно.
— Нечего было цену на бензин задирать до немыслимых высот, монополист хренов, — сердито пробурчал Сидор.
К тому же он совершен не понимал с чего это комендант так взъелся на Голову, что чуть ли не с кулаками набрасывается на того. Потому он перевёл разговор на другое.
— Твоими стараниями, Голова, в свободной продаже в городе нет сырой нефти, а следовательно нет и дешёвого бензина. Так что, жалуйся и благодари за сиденье в темноте самого себя. Покупать же у тебя бензин — проще удавиться. Цен, как в ваших лавках, в природе не существует.
Не жадничал бы, сейчас бы сидел при ярком свете. Книжку бы какую-нибудь читал, умную, — с кривой усмешкой уточнил Сидор. — Может быть и вычитал
Пошли, сиделец, — тяжело вздохнул он, пропуская того вперёд и с натугой закрывая распахнутую настежь створку. — С людьми твоими завтра разбираться будем. А сейчас полночь на дворе.
— Не сидел ты, Сидор, в кутузке, — с глубоким знанием дела, Голова осуждающе покачал головой. — На свободе и дышится легче, и воздух….
— Насчёт воздуха — ты прав, — насмешливо перебил его Сидор. — Только вот койко-место в казармах на вас всех не предусмотрено. Также как и ваше здесь пребывание. А ночевать на голых камнях за стенами. как-то неправильно будет, можно и простыть. Лечи тебя потом, — недовольно проворчал он. — А оно мне надо? Небось, сам-то платить за лечение откажешься, скажешь — кто простудил, тот и лечит.
— Так и помрёшь, не леченный. Знаю я тебя, эконома, — проворчал он.
Переругиваясь в подобном же тоне, они неспеша добрались до жилой комнаты Сидора, и тот, приглашающе широко распахнув дверь, пропустил Голову вперёд.
Поблагодарив коменданта за беспокойство, Сидор распрощался с ним, отпустив отдыхать, и вдвоём с Головой они остались одни.
Недобрый взгляд коменданта, видимо многое Косому сказал, потому как Голова даже не посмотрел тому во след.
Подлив холодной воды в выкипевший уже за время их отсутствия чайник, Сидор поставил его на буржуйку и покопался в тумбочке, стоящей возле печки. Достав с полки завёрнутое в полотенце домашнее печенье, подарок Машки на какой-то местный праздник, как раз припрятанное на подобный нештатный случай, он, устало присел за стол.
— Ну вот мы и одни, можно поговорить, — негромко проговорил Сидор. — Проходи, Голова, присаживайся, — махнул он рукой, указывая на стул, — чего в дверях стоишь, как просватанный, арестант, вечерять будем. Хотя, точнее будет сказать — полуночничать, — устало поправился он.
Тут у нас с Димоном печенюшка всякая на подобный нештатный случай припрятана, гостей неурочных встречать, и запас хорошего чая имеется. В городе такого нет, слишком уж дорог он, зараза. Везти не имело смысла, всё одно — не купят. Так сказать эксклюзив, для особо дорогих гостей. Для себя, то есть.
Ну и для особо редких, дорогих гостей, — покосился он на Голову. — Сейчас мы с тобой чайку попьём, а потом говорить будем. О делах наших скорбных. Похоже, тем для разговора у нас с тобой образовалось немало, — устало зевнув, констатировал он.
Пройдя к стоящему посреди комнаты столу, Голова с тяжёлым вздохом облегчения устало устроился на стуле.
— Ага, — согласно кивнул он. — Если для того чтобы попить вашего с Димоном, как ты его назвал, эксклюзивного, чайку, да за бешеную цену, надо было несколько дней посидеть в сыром, холодном подвале, то в следующий раз я как-нибудь обойдусь без вашего чая, — невесело ухмыльнувшись, уточнил он.