Приключения человека в шляпе
Шрифт:
– Танкред Бронн…
– Вот и познакомились. Я ведь специально к вашей охране прибился… Большой бакшиш заплатил.
– Зачем? – я решительно перестал что-то понимать.
– Как это зачем? Друг мой, тут война с Джавдатом назревает. В пустыне вас от скорпионов охранять куда спокойнее.
– Прошлый раз, позволю себе заметить, спокойно не было…
– А-а-а, бросьте. За то уже уплачено. Дело прошлое. Сейчас эмирам не до вас.
Мы с ним опустились рядом на сложенные у палатки ящики.
– А Ахмад? – спросил я.
– С ним людей раз-два и обчелся. Не будет он рисковать. Этот
– В вас определенно есть что-то от местных, – заметил я, – даже сначала принял вас за араба.
– Так я десять лет по Востоку мотаюсь. С волками живешь рано или поздно сам завоешь, – философски пожал плечами Михал, – и это. Давайте уж на «ты», как-никак мы в одном бою были, хоть и по разные стороны… Скрестили, так сказать, оружие на брудершафт.
– Хорошо. Ты сам откуда будешь?
– Из Варшавы, – мечтательно вздохнул он, – что за город, чистая сказка.
– Как же тебя сюда-то занесло? – спросил я нашего нежданного стража.
– Да так… Я еще с детства о море мечтал. Паруса там, яхты, шхуны и прочие бригантины. Ну и мир посмотреть, само собой. Оттого и совсем молодым еще дурнем удрал в Гданьск, и нанялся на сухогруз… Да вот незадача – досталось мне все больше кочегаром, да в машинной команде ходить. А там кроме котлов, да топок особо ничего и не увидишь. В общем, в Тулоне я взял расчет и немного поболтавшись без дела завербовался в легион. С ним и попал в Алжир…
– Тоже мир посмотреть хотел?
– Ага, – он хмыкнул, – молодой был, глупый. Но в легионе мне быстро надоело. Здорово нас там сержанты гоняли. Сбежал я, короче, оттуда, и пошел уже сам неприятностей себе искать. Без сержантов. Тут как раз революция началась. В общем, поглядел я на мир. От Марокко до Индии меня носило.
– Ясно, – меня одолели воспоминания о революции и конце войны. А закончилась она для меня пленом… Михал щелчком отбросил докуренную сигарету. Окурок искрой прочертил воздух и покатился по песку.
– Вот так вот, – подвел он итог своему рассказу.
– Вот тут все и случилось, – я указал профессору на безобразную дыру, оставшуюся вместо дверного проема.
– Странно, – герпетолог почесал бороду, – кобры никогда не встречаются в совершенно безводных местах. Да и шакал тоже не чисто пустынное животное… В общем, где-то здесь должна быть вода.
– Невероятно, – покачал головой дю Понт, – люди ушли отсюда уже несколько столетий назад. И судя по всему именно потому, что вода закончилась.
– Не могу сказать, что здесь было несколько столетий назад, но сейчас где-то недалеко просто обязан быть источник.
– Может в горах? – я указал на хребет на горизонте.
– Далековато. На глаз километров тридцать, а то и все пятьдесят…
– Ну что ж, будем искать.
Мы с дю Понтом побрели вдоль по заброшенной улице, а профессор Пикколо остался изучать фауну пресмыкающихся в разломанном мной проеме.
Все вокруг производило гнетущее впечатление. Есть все-таки в заброшенных городах нечто мрачное. Даже солнечным днем. Мы пересекли еще одну небольшую площадь, и подошли к массивному строению в дальнем от ворот конце города. Судя по всему, когда-то это была церковь. Двери рассохлись и выпали на
– Смотрите, – дю Понт указал в один из боковых проходов, – неужели это они. Мы подошли ближе. В небольшой келье был темно и душно. Но даже сквозь полутьму можно было разглядеть лежавшие в беспорядке у стены папирусные свитки.
– Надо вынести рукописи, – завороженно прошептал я, – но сначала зафотографировать и зарисовать их порядок…
– Скорее в лагерь за фотоаппаратом, – тоже шепотом ответил дю Понт.
Лагерь бурлил и кипел. Ставились палатки, протаптывались дорожки, сооружались навесы для машин и ящиков с оборудованием. Приставленные нам охранниками люди Абдаллы расположились в тени полуразрушенной городской стены и с интересом наблюдали за происходящим. Кроме варшавского романтика нам достались его напарник по плену – Алекс, несколько арабов и пара нубийцев. Мне они внушали скорее опасения, нежели чувство опасности, но выбирать не приходилось.
Вооружившись всем необходимым, мы вернулись в церковь и старательно все сфотографировали и зарисовали на схеме. Потом бережно разобрали свитки и отнесли их в лагерь. К моему разочарованию все манускрипты были относительно поздними. Похоже, жители города вели подробную хронику своей жизни.
Последующие дни я провел разбирая папирусы. Нежно и бережно разворачивая их, чтобы не повредить, фиксируя между стеклянными пластинами, фотографируя и прорисовывая. За стенами палатки кипели раскопки, Лярош постоянно что-то ковырял в своем танке, Гульельмо Пикколо бродил по пустыне с набором мешков, сачков и банок, занятый сбором своих коллекций, а передо мной разворачивалась драматическая история затерянного в песках и надежно отрезанного от мира оазиса.
Касим завязал пояс и спустился на улицу. Жизнь его была хороша – сытная еда, чистая вода, красивые женщины… Когда его после той бури подобрали в пустыне, он какое-то время еще не до конца был уверен, что остался жив, а не попал в рай. Но по здравому размышлению пришел к выводу, что его предыдущая жизнь не была настолько праведной, чтобы вот так просто ему там оказаться. Он не сразу научился разбирать довольно странный местный говор, но когда смог, то достаточно быстро уяснил сказанное местным шейхом:
– Мы рады гостям. И даем им все, что можно пожелать – крышу над головой, жену, пищу. Лишь об одном должен ты помнить – никогда не пытайся вернуться назад. Отныне твой дом здесь.
– А если… – заикнулся было Касим.
– Видишь? – протянул руку к городским воротам шейх. На выступавших из аккуратно выбеленной стены колышках рядами были надеты человеческие черепа. Погонщик кивнул.
– Они хотели уйти. И твоя голова будет там, если ты пожелаешь того же…
Больше лишних вопросов он не задавал. Касим прошел по улице, подмигнул симпатичной девушке набиравшей воду из фонтана и постучал в дверь одного из домов.