Приключения четырех дервишей
Шрифт:
Извелся я в тоске по тоненькому стану
И этих томных глаз отравному дурману.
Желаемый нектар из уст не получил,
В отчаяньи теперь зализываю рану.
Тебя я и вблизи безропотно любил,
И в тайном далеке любить не перестану.
Отправляясь в путешествие, мы должны были пройти мимо тех мест, и я сказал себе:
Так как нет надежды на сближение с возлюбленной,
Лучше отдалиться
Поэтому я остановился здесь, собрал со всего света известных строителей, камнетесов, рисовальщиков и, потратив значительную сумму, построил храм, изваял эту статую. Оставшееся свое достояние и наличные деньги я разделил между наследниками. Оставил себе лишь тысячу туманов и отдал их своему верному и преданному слуге, который спас меня. На это золото он ведет торговлю и ежегодно доставляет мне достаточный запас питания. И с того времени я живу в этом горном уголке, любуюсь изображением той красавицы и тем утешаю себя:
Когда теснят несбыточные муки,
К подолу грез протягиваешь руки.
Дервиши! Когда я услышал о красоте и изяществе, совершенстве и прекрасном нраве, величии и знатности той солнце-ликой, я вдруг почувствовал волнение и заинтересованность. Я поднялся с места, поцеловал руку этого человека, полного скорби и боли, и сказал:
— О, почтенный! Откажись от воздержания на пути дружбы, доброты и сострадания. Я сейчас потерял и веру, и сердце.
Угнетает любви безответное бремя,
Я от страсти киплю и унижен все время.
Старец удивился моему возбужденному состоянию и сказал:
У любви величавы и грозны права,
Ведь за хвост ты, играя, не дергаешь льва!
Я сказал ему:
— О старец, клянусь любовью, что на этом пути я не пожалею головы своей. Пока не достигну желаемого — не успокоюсь. Или я добьюсь возлюбленной, или душа из меня вон! — Я так упрашивал и умолял его, что вызвал-таки в нем сочувствие. После долгих увещеваний и наставлений о путях, дорогах и правилах путешествия ой преподал мне уроки любовных обхождений, благословил меня и дал горсть серебряных и золотых монет. Я поменял одежду, попрощался как полагается и в расстроенных чувствах, с опечаленным сердцем спустился с той горы в долину. День и ночь, плача и сгорая от тоски, я носился по степям, нигде не находя успокоения. Повидал очень много необычного, удивительного и, преодолев множество трудностей и пережив мучения, наконец добрался до тех мест. Волосы мои отросли до пояса, сам ослабел и обессилил. Некоторое время, словно одержимый, я искал по всем уголкам и направлениям ту красавицу. Нигде я не встретил даже дуновения великодушия или запаха сочувствия. Целый год я искал счастья свидания с ней и превратился в предмет детских насмешек в тех местах. В конце концов такая жизнь мне надоела и я был готов умереть. В одну из ночей, наплакавшись вволю, я уснул. Когда настало утро, я выбрался из своего укрытия в развалинах и с обезумевшим сердцем побежал к базару. Когда добежал до перекрестка, увидел, как, падая и поднимаясь, разбегается народ: забираются на крыши домов, на любую возвышенность. Вмиг базар опустел. И вот появился величественный юноша, сильный, как барс, львоподобный, с сияющим, подобно солнцу ликом, с налитыми, словно чаши, кровью глазами, с волосами, свисающими, как ивовые ветви, в кожаной куртке, перепоясанной инкрустированным поясом, с цепью, замотанной вокруг головы, с булатным мечом на боку и со щитом за спиной, с пеной ярости на губах. Он был, словно несущий бедствие клокочущий и бурлящий поток. За ним шли два блистательных' четырнадцатилетних раба, с ног до головы усыпанные жемчугами и драгоценностями. Они несли на плечах погребальные носилки. Когда они дошли до перекрестка, по знаку юноши опустили носилки на «землю. Юноша подошел к носилкам, опустился
Бессонны небеса, низринутые ниц,
Кровь застит мне глаза, срывается с ресниц.
Затем, словно весеннее облако, стал проливать слезы и так причитал, что среди людей поднялось смятение и многие из них от его опаляющего душу голоса попадали без чувств. Народ заволновался. Юноша плакал и причитал, а потом вскочил с места и трижды, хлопая в ладони, обошел вокруг табута — погребальных носилок — и затем опять двинулся вперед. Рабы подняли носилки и тоже пошли за ним. Дервиши!
Любовь скорей потянется к тому,
кто близок болью сердцу моему.
Светильник, чей фитиль уже дымится,
скорей других ответно загорится.
Увидев все это и услышав его слова, я вдруг почувствовал, что, как сумасшедший, теряю самообладание. После длительного волнения и смятения я наконец был способен размышлять: «Эти заботы, что свалились на меня, вполне закономерны и нет другого средства их устранить кроме как доброй помощи друга. Сколько ты скитался, прислуживал и унижался, так не лучше ли постучаться в двери безумия и уцепиться за подол этой благородной жемчужины!.. Возможно, именно этим путем сумеречная печаль обратится в утреннюю радость и сыщется ключ к этой запертой двери».
С этими мыслями я последовал за тем юношей.
Люди, заметив, что я пошел за ним, схватили меня, бедолагу, за ворот и стали говорить:
— Ты, неразумный чужестранец! Тебе что, жизнь надоела и душа просится вон из тела?!
Я же, прикинувшись безумным, не слушал их слов. И тут появился повидавший жизнь человек и сказал:
— Друзья, как говорится: «Безумец рад, когда видит еще одного безумца». Поэтому не трогайте этого несчастного, не терзайте его сердце ногтями наставлений и предоставьте его самому себе.
Люди поняли, что я не послушаюсь их запретов и оставили меня в покое. Я же поспешил за юношей. Народ разбегался перед ним, а я следовал за ним. Каждый, кто видел меня в таком состоянии, прикусывал палец в сожалении. Юноша продолжал идти. Он слышал разговоры вокруг, но шел, не оглядываясь. Наконец он дошел до огромного дома и вошел в него. Я, пораженный, остался стоять на улице. Через некоторое время мальчик-слуга открыл дверь и предложил мне войти. Когда я вошел, увидел прекрасный сад и величественное здание. Я вошел в дом и увидел того отчаянного юношу восседавшим на почетном месте. На возвышении стоял табут, в ногах которого горела стеариновая свеча. Юноша, опустив голову, сидел в глубокой задумчивости. В руках он держал шестиглавую палицу. Как только я вступил в дом, я прочел молитву и поприветствовал его. Он, разгневанный, встал с места и сказал:
— Ты, глупец! Что с тобой стряслось и почему преследуешь меня?! — и замахнулся на меня палицей.
Я склонил голову и, прощаясь с жизнью, сказал:
— О, юноша! Во имя твоей веры, избавь меня от жизни, ибо она очень горька для меня.
Услышав мои слова, он опустил руку и отставил в сторону свою шестиконечную палицу. Но он все же влепил мне такую оплеуху, что я не удержался на ногах, повалился наземь и потерял сознание.
Когда я очнулся, то оказался возле того юноши. Соблюдая правила приличия, я вскочил с места и сел напротив него. Он опять сердито взглянул на меня и сказал:
— Эй ты, несчастный безумец! Что за недуг постиг тебя, что не владеешь ни умом, ни чувствами? Почему твоей душе все противно, терпению твоему пришел конец и ты пресытился своим существованием и надоела тебе жизнь? До сих пор я еще не встречал человека, который не бежал бы от меня. Только ты осмелился следовать за мной! Вот и расскажи мне о своей беде, потому что мне стало жаль тебя.
Я сказал:
— О великодушный муж!
Младенец лишь плачет, не в силах сказать — почему.