Приключения четырех дервишей
Шрифт:
Дервиши! Этими словами она успокоила меня, и я вернулся в собрание и, веселый и довольный, приступил к пиршеству. Кравчий, певцы, музыканты приступили к своим обязанностям, стали услаждать и ублажать собравшихся.
Наливает виночерпий, разрумяненный вином,
Стало горлышко бутыли сладкогласым соловьем.
Я сказал:
— Я тебе — брат, мой дом — это твой дом. Было бы прекрасно, если бы твоя возлюбленная тоже сидела в этом собрании...
Юноша принял предложение и послал
На четвертую ночь я был пьян до бесчувствия. Когда я, протрезвев, открыл глаза, солнце уже было высоко. Я осмотрелся. Ничего из тех вещей не было, а от людей и след простыл. Растерянный, я обегал все кругом, но никого не нашел. Лишь в углу комнаты лежал свернутый ковер. Я развернул его и увидел юношу с его возлюбленной. С отрубленными головами, в крови, они были завернуты в этот ковер. Увидев это, от ужаса я чуть не потерял сознание. Я не знал, что мне делать и каким образом выбраться из этой пучины бедствия. Дервиши! Хуже всего было то, что я был влюблен. С той ночи, как я добрался до Шома по сей день со мной приключилось несколько происшествий, и каждое из них было для меня загадкой и решение их было довольно трудным. Я еще продолжал стоять в нерешительности, как вдруг кто-то вошел во двор. Я подумал, что это кто-нибудь из слуг юноши пришел узнать о нем. Я кинулся к нему, схватил и повалил его наземь. И тут только я узнал раба, который прислуживал нам в эти дни. Я сказал:
— Где моя возлюбленная? Сердце мое изболелось от разлуки с ней. Где ты был и зачем пришел сюда?
Он ответил:
— Чем я вызвал твое недовольство? Меня послала за тобой та красавица, и я хочу отвести тебя к ней.
При радостной вести о скорой встрече с ней я забыл о случившемся и, окрыленный, последовал за ним. Шли мы долго и наконец пришли на большую площадь. На одном ее краю тянулась высокая стена и виднелись ворота огромного здания. Напротив ворот — просторная мечеть и возле нее протекал большой ручей. По его берегам тянулись раскидистые деревья. Раб оставил меня в тени деревьев, а сам вошел в мечеть. Через некоторое время вышел с евнухом и, остановившись в дверях, показал на меня. Затем он подошел ко мне и сказал:
— Такой-то, день проведешь в этой мечети, а ночью подойди к воротам, и евнух проведет тебя к малике[14].
Дервиши! Я, встревоженный, обливаясь не слезами, а кровью, пробрался в угол мечети, и, прикрыв лицо от людей, просидел так весь день до полуночи. Затем я выбрался из мечети, подошел к воротам и прочитал вот эти бейты:
Мой верный друг меня забыл, не ободрил советом,
Я и на смерть согласен был, запропастилась где-то.
Меджнуну разве рассказать о нестерпимой боли,—
Иных сочувствующих мне не вижу в мире этом.
Вдруг ворота открылись, и евнух ввел меня внутрь. Я увидел просторный сад, где росли разные деревья и цвели разнообразные цветы. Посреди двора протекал большой ручей, на берегу которого были раскинуты шелковые ковры, а в позолоченных подсвечниках горели стеариновые свечи. Евнух усадил меня и удалился. Я сидел и ждал свою возлюбленную.
В милой тысяча ужимок и капризов правят нами,
Сто подмигиваний глазом, шевеление бровями.
В дорогом платье, со сверкающей маленькой короной поверх головного убора, появилась она, грациозная, волоча подол по земле. Она ласково взглянула на меня и спросила о моем самочувствии. Я, будучи почти без сознания, не в силах был даже дышать. Она после долгих утешений и ласковых уговоров сказала мне:
— Прости, что из-за меня тебе пришлось многое испытать, и с того момента, как увидел меня, ни часа не провел в покое, и все свое состояние, добытое торговлей, потратил на меня. Прими от меня эту малость, прости меня и вспоминай хоть иногда.
По знаку малики евнух принес и положил возле меня два мешка, полных золота.
Затем малика сказала евнуху:
— Дайте ему ту кобылицу, чтобы сегодняшней же ночью он мог покинуть город.
Сказав это, она встала с места. Я понял, что теряю ее, поэтому протянул руку, преграждая ей дорогу, и сказал:
Эй, грациозный кипарис, кокетливый тростник,
Влюбленному смертельный риск несешь ты каждый миг.
— Выслушай пару слов последней просьбы, исходящей из разбитого горем сердца.
Она остановилась и, улыбаясь, сказала:
— Говори, какая просьба? Я сказал:
— О ты, основа основ изящества и неги, да пусть будет долгой жизнь твоя, помнишь, как говорила ты в ту ночь: «О, юный чужеземец, убей меня и предай земле!», но я проявил неповиновение и не послушался тебя. Теперь ты исполни мою просьбу и сделай то, о чем тогда просила меня:
За худо воздаешь наградою худой,
Где ж разница, скажи, меж мною и тобой?
Она спросила:
— Как же теперь мне быть? Я ответил:
— Сделай одно из двух! Или прими меня в число своих слуг, или прикажи одному из этих рабов убить меня и таким образом избавить меня от тоски и похоронить меня в проходе твоего дворца.
Вели надеждой оживить во мне смятенный дух,
Или вели во мне убить и зрение и слух.
Ну, словом, нету у меня иных желаний в мире,
Как чтоб свершились надо мной дела — одно из двух,
Выслушав это, она улыбнулась и сказала:
— Такой-то, не мучай себя, это неразумно, и благоразумный никогда не сделает этого...
Я сказал:
— Если так, то расскажи мне, чем вызваны все эти удивительные события, свидетелем которых был я?
Она ответила:
— И это невозможно сделать.
Завесу тайны разорвать неумно сгоряча,
Ведь в оболочке фонаря светлей горит свеча.