Приключения двух друзей в жаркой степи (Плюс тридцать пять градусов)

Квин Лев Израилевич

А вот какое значение для задуманного нами великого дела имело это Борино дежурство, я тогда еще не понимал. Но примчался Сашка, мгновенно все сообразил и мне тоже раскрыл глаза:

— Сегодня ночью роем Чертов курган.

— А как же Боря? — спросил я озадаченно. — Я же еще с ним не говорил.

— Вот сейчас и поговорим. Самый удобный случай, понимаешь?

Все ушли на раскопки, кроме дежурных. Остались в лагере и мы с Сашкой. Для начала, чтобы создать подходящие условия, притащили несколько

ведер воды, помогли дежурным мыть посуду. Сашка рассказывал о каких-то мальчиках из какого-то соседнего села, которые самостоятельно разрыли курган и обнаружили там бог знает какие археологические ценности. Он сочинял вдохновенно, на ходу, и я только диву давался, как складно у него все получается.

Козлик шумно восторгалась, переспрашивала, интересовалась подробностями, их Сашка тут же выдумывал в нужном количестве. Но Борю Сашкины сказки, казалось, совершенно не трогали. Он молча водил тряпкой по кружкам и загадочно помаргивал своими белесыми ресницами.

Потом Козлик ушла в магазин за солью, а Боря сел чистить картошку. Делал он это ну просто как настоящий мастер. Длинные тонкие ленты самотеком струились из-под его ножа и не прерывались до тех пор, пока беленькие чистенькие картофелины, булькая, не ныряли в кастрюлю с водой.

Боря сидел на камне, широко расставив ноги, а мы, подперев головы руками, живописно лежали у его ног. Сашка увлеченно излагал свою новейшую теорию землетрясений. У него получалось, что Земля чувствует. Когда люди зарываются слишком глубоко в ее поверхность, она вздрагивает от боли. Так происходят землетрясения.

Я деланно, смеялся:

— Ха-ха-ха!.. Слышишь, Боря, что он говорит! Значит, Земля — не планета, а живое существо.

Сашка так же деланно горячился:

— А роман Станислава Лема «Солярис»? Помнишь, Боря? Там космонавты открыли планету, окруженную океаном, а потом оказалось, что это не океан, а живой мозг.

— Что он говорит, что он говорит, слышишь, Боря?

— Сразу видно: Толька не читал «Солярис», правда, Боря?

Боря не отвечал ни мне, ни Сашке, продолжал невозмутимо чистить картошку. И если бы не внимательные взгляды, которые он иногда бросал на нас из-под опущенных век, можно было подумать, что он совсем не слушает и думает о чем-то своем.

Наконец, отчаявшись, мы решили отказаться от всяких обходных маневров и повести разговор впрямую.

— Слушай, Боря, — начал я вкрадчиво, — есть одно тайное дело. Дай слово, что никому не скажешь.

Серая лента картофельной шкурки на мгновение застыла над ножом.

— Опять золотая гривна? — спросил Боря.

— Нет! — дружно замахали мы руками. — Нет, нет! Совсем другое.

Шкурка снова поползла с картофелины.

— Ну? — Боря поднял голову, и в его маленьких глазах я прочитал любопытство. Ага!

Наконец-то!

— А, умник! Сначала дай слово.

— Ну, берите.

Я вопросительно посмотрел на Сашку. Можно ли странное, будничное «берите» считать честным словом? Решили: ладно, считаем, будь что будет!

Сашка изложил Боре весь наш план, ничего не утаил. Даже наоборот, немножко прибавил. Будто его дядя, когда был еще пацаном, рыл Чертов курган и нашел там уйму золота.

И чуть все не испортил.

— Зачем тогда рыть, если он уже нашел? — спросил Боря.

Сашка выкрутился мгновенно:

— А я еще не сказал, что потом было. Потом он испугался и снова зарыл.

Боря кончил чистить картошку. Поднял кастрюлю, отнес ее к очагу.

— Очистки — туда! — он ткнул пальцем в сторону ямы.

Мы аккуратно собрали картофельные шкурки, все до единой, бросили в яму. Боря раздувал огонь в печке. Мы опустились рядом с ним на колени и тоже принялись дуть. Наконец пламя охватило сучья и стало их пожирать.

— Фу!

Боря встал. Мы тоже.

— Ну? — сказал Сашка, пытаясь заглянуть ему в глаза.

— Ну? — сказал я.

Боря почесал нос.

— Как студент четвертого курса педагогического института я должен немедленно сообщить о вашей авантюрной затее Владимиру Антоновичу.

Я испугался:

— Ты же дал слово!

Сашка сказал хмуро:

— Это нечестно.

— И совсем непедагогично! — добавил я в отчаянии.

Боря уставился на меня своими свинцовыми глазками. Впрочем, свинец в них начинал плавиться; я ясно различал золотистые точки.

— Почему непедагогично?

— Педагог не должен обманывать маленьких.

— А как педагогично?

— Уж лучше попытаться нас отговорить.

— А получится?

— Нет. — Меня подбадривали веселые золотистые точки в его глазах; их становилось все больше.

— Вот видишь!

— Но отговаривать стал бы кто? — теперь уже атаку повел Сашка. — Какой-нибудь сухарь, а не настоящий педагог. Настоящий педагог обязан пойти вместе с нами.

— Вот как! Даже обязан?

— А как же! Вдруг мы провалимся в яму.

— Или нас укусит змея, — поддержал я Сашку.

— Или бешеная собака. Знаешь какая там бегает!

— Хм… — Боря снова почесал кончик носа. — Значит, вы оба считаете, что я, как педагог, обязан идти вместе с вами. Хорошо, предположим. Я пошел. А дальше?

Сашка не упускал инициативы:

— Дальше? Копать. И если мы что-нибудь найдем, сказать: «Вот видите, дорогие дети, как хорошо, что вы обратились за помощью к старшему товарищу. Без старшего товарища вы бы, понятное дело, ничего не нашли».

— А если не найдем? — Боря был уже наш, наш, хотя и делал вид, что колеблется.