Приключения Джона Девиса
Шрифт:
Я поняла только, что они высадили тебя в Смирне, где ты хотел подождать их, что ты уехал, не дождавшись, и что они не знают даже, куда ты отправился и когда вернешься. Я упала в обморок. Когда я пришла в себя, со мной была одна Стефана. Она плакала. Я скрывала от нее, что беременна, и она, не зная этого, невольно обнаружила мое положение, когда старалась привести меня в чувство».
«О,
«Я осуждена, мой милый. Если через четыре месяца ты не вернешься, я умру.
Сегодня они пришли ко мне в комнату спокойные, но суровые. Я догадалась, зачем они пришли, и упала на колени. Они стали меня допрашивать, как судьи преступницу, а затем спросили, вернешься ли ты. Я сказала: «Непременно, если только он не умер». Они спросили, сколько времени мне нужно. Я ответила: «Дайте мне только обнять моего ребенка». Они позволили мне прожить три дня после того, как он родится. Если ты не вернешься, то мне лучше всего умереть».
«Теперь я уже не живу. Я жду. Все для меня в этом слове. Я встаю, иду к окну, смотрю пристально на море. Завидев судно, я трепещу и надеюсь… Оно приходит, и все кончено.
Стефана бранит меня, что я не открыла ей своей тайны, она говорит, что вместе мы могли бы обмануть и отца, и брата. Но зачем мне их обманывать? Я не собираюсь жить, если ты не вернешься».
«О, Боже мой, неужели же срок уже наступил?.. О, как я страдаю!
Боже милосердный! Неужели я должна умереть, не увидев тебя… О, мой милый… Мне остается жить три дня…»
«Еще целый день!.. Они станут ждать, пока солнце скроется за горами Аттики.
День такой светлый, прекрасный…
Я боюсь смерти, я знаю, что ты жив, я видела тебя во сне. А ты видел меня? Знаешь ли, чувствуешь ли ты, в какой я опасности? Знаешь ли ты, что я тебя зову, что ты один можешь спасти меня?
О, почему я не убежала!
Я бы могла убежать, пока они не вернулись.
Но
«Стефана хотела выйти в сад. Слуга поднял ее покрывало, чтобы посмотреть, не я ли это. Вся деревня знает, что нынче последний мой день. Все молятся. В церкви звонят, призывая всех к молитве за упокой грешницы, которая скоро станет… усопшей.
А усопшей стану я… я… твоя Фатиница. Голова кружится… Я до тех пор с ума сойду».
«Море пусто… Я далеко вижу… Ничего, ничего нет!..
Все молятся.
О, Боже мой! Как быстро солнце идет к закату!»
«Стефана лежит на моей постели, плачет и рвет на себе волосы.
Я с ребенком на руках как безумная хожу по комнате и временами останавливаюсь, чтобы написать тебе еще несколько слов.
О, Боже мой! Хоть бы они пощадили невинного младенца!
Не плачь, добрая Стефана, не плачь, ты меня мучаешь…
Ты никогда не забудешь меня, мой милый?
Узнаешь ли ты когда-нибудь, как я страдала? О, ты очень несчастен или ужасно виноват!
Солнце не идет, а летит, оно уже у самых гор… Еще несколько минут, и оно закатится… Мне кажется, оно облито кровью.
Мне хочется пить. Жажда меня мучит.
Теперь я считаю время уже не днями, не часами, а минутами, секундами. Все кончено, теперь, хоть бы ты был уже в гавани, то не успел бы выйти на берег, ты был бы на дворе и не успел бы взойти сюда.
Я слышу шум… О, не они ли?
Они! Они!.. Они сдержали свое слово… Солнце село…
Они на лестнице… подходят к дверям… отворяют…
Прости!.. Господи, помилуй меня грешную!..»
Здесь кончилась рукопись Фатиницы. Я побежал в комнату Стефаны.
– Что же? Что было потом? – закричал я.
– Потом, – ответила Стефана, – отец дал ей время помолиться Богу, а когда она окончила, он вынул из-за пояса пистолет и размозжил ей голову.
– А ребенок, наш ребенок? – вскричал я, ломая руки.
– Фортунат взял его за ноги и разбил голову об угол.
Я упал без чувств.