Приключения Гаррета. том.1
Шрифт:
Меня с Танфером связывает исступленная любовь-ненависть — следствие нашей необыкновенной строптивости. Мы оба слишком упрямы, чтобы меняться.
3
Шнырь Пиготта состоит исключительно из острых углов и сверхдлинных конструкций. Кроме того, его забыли покрасить. Он настолько бесцветен, что иногда, особенно в сумерках, люди принимают его за человека-невидимку. На нем нет ни капельки мяса, а нескладные его члены вечно болтаются как на проволоке, занимают все доступное пространство, но это не мешает Шнырю проявлять цепкую хватку. В
Дин, надо отдать ему должное, неплохой повар. Я частенько объявляю во всеуслышание, что это единственная причина, по которой я держу его у себя. Иногда я и сам в это верю.
Мы со Шнырем временно отказались от удовольствия корчить рожи, и Дин расстарался вовсю. Он вообще падок на любую лесть, кроме моей. А способности Шныря красноречивее всяких слов воздают должное кулинарным талантам старика.
Шнырь откинулся на спинку стула, похлопал себя по пузу, вылил на Дина ведро фимиама, рыгнул и посмотрел на меня:
— Ну, что у тебя, Гаррет?
Я поднял бровь. Это один из лучших моих трюков. Еще я учусь шевелить ушами. Я знаю, дамы оценят этот талант по достоинству.
— У тебя завелся клиент, которого ты хочешь по дружбе спихнуть мне, — продолжал Шнырь, не дожидаясь ответа. — Как я понимаю, клиент — красивая женщина с хорошими манерами, иначе она не уломала бы Дина. А если бы и уломала, то ты не стал бы с ней разговаривать.
Он что, подслушивал у замочной скважины?
— Обыкновенный гений дедукции, не правда ли, Дин?
— Если вы так утверждаете, сэр.
— Он просто ошивался поблизости в надежде поживиться нашими объедками. — Я пересказал Шнырю всю историю. Умолчал только о размерах гонорара. Ему ни к чему об этом знать.
— Похоже, она действительно ведет какую-то игру, — согласился Шнырь. — Ты говоришь, Джилл Крайт?
— Так она назвалась. Ты знаешь ее?
— Не уверен. — Он поковырял булавкой в ухе. — Вряд ли она важная птица.
Дин внес персиковый пирог — кулинарный шедевр, который он создает исключительно к приходу гостей. Пирог был еще горячим. Дин не пожалел на него взбитых сливок. Шнырь приступил к делу с таким остервенением, словно собирался запастись жиром на следующий ледниковый период.
Наконец мы отвалились. Шнырь зажег одну из зловонных черных палочек, которые он так любит, и начал излагать последние новости. Я не выхожу из дома неделями. Дин не склонен держать меня в курсе событий. Он надеется, что его молчание вынудит меня покончить с затворничеством. Старик никогда не говорит об этом, но он нервничает, когда я не при деле.
— Самая крупная новость — Слави Дуралейник. Он опять отличился.
— Что на этот раз? — Слави Дуралейник и война в Кантарде — предмет особого интереса в моем доме. Если Покойник не спит, он предается своему второму увлечению — пытается предсказать непредсказуемого наемника Дуралейника.
— Он заманил в засаду Повелителя Огня Сэджа в Рапистанских песках. Ты слыхал об этом?
— Нет. — Ничего удивительного. Слави Дуралейник забрался так далеко в глубь Венагетского Кантарда, как ни один карентиец
— В пух и прах. Сколько еще осталось в его списке?
— Немного. Может быть, трое. — Дуралейник начинал войну на стороне венагетов. Военный Совет Венагеты ухитрился так обозлить его, что он перешел на сторону Каренты, поклявшись коллекционировать головы своих бывших начальников. И с тех пор собрал их немало. Дуралейник стал народным героем в глазах заурядных бездельников вроде нас и большой головной болью для начальников, хотя он выигрывал их войну. Легкость его побед демонстрировала их бездарность, в которой никто из нас никогда и не сомневался.
— Что будет, когда он исчерпает свой список и война вдруг закончится? Никто из нас и не знает, на что похожа мирная жизнь, — сказал Шнырь.
На этот вопрос у Покойника имелся ответ. Но я не считал нужным обсуждать его со Шнырем. Поэтому сменил тему.
— А что скажешь насчет последних церковных разборок? — Плеймет пытался поддержать беседу, но, честно говоря, у него не лежит душа к этой сенсационной теме. Ему вся эта суматоха не представляется такой потешной, как мне. Шалости наших самозваных духовных пастырей оскорбляют его религиозные чувства.
— Ничего нового. Тычут друг в друга пальцами. Вопят, что их облыжно обвинили. Все те же сплетни на уровне пьянок и оргий в кабаках.
Это пока. Но если не объявится Легат и Хранитель, Престор Агире с Мощами Террелла, дело примет скверный оборот.
Агире был представителем высшего духовенства из вечно раздираемого склоками семейства сект, известного под общим названием Ортодоксы. Титул Престор указывает на его положение в иерархии, нечто вроде герцога в переводе на светский язык. Легат — должность при императорском дворе, якобы дающая широкие полномочия, а на самом деле — фикция. Император у нас по-прежнему существует, но уже двести лет как не имеет никакой власти. По-настоящему важен лишь титул Хранителя. Он означает, что Агире — единственный в мире человек, которому доверены на хранение Мощи Террелла.
И Агире исчез вместе с Мощами.
Я не знаю, что такое Мощи. Возможно, этого не знает никто, кроме Агире. Но только ему дозволено видеть их. И как бы то ни было, они священны не только для клики Ортодоксов, но и для Церкви, Затворников, Анахоретов, Каноников, Циников, Аскетов, Отшельников и нескольких Анитских вероисповеданий, для которых Террелл — только мелкий пророк или даже эмиссар дьявола. По сути, Мощи — реликвия почти для всех из тысячи и одного культа, последователи которых живут в Танфере. Владение Мощами — козырная карта в споре о благосклонности богов.
Агире и Мощи исчезли. Все предполагали худшее. Но что-то здесь было не так. Никто не брал на себя ответственности. Никто не похвалялся обладанием реликвией. Это кого угодно могло поставить в тупик.
Обличительная война слухов набирала силу. Священники различных рангов громили соперников, разоблачая их продажность, развращенность и прочие грехи.
Все началось с незначительных стычек, когда мелкие попики стали поносить друг друга за пьянство, продажу индульгенций и блудливые руки, лапающие прихожанок во время исповеди.