Приключения Гаррета. том.2
Шрифт:
— Нет. Утром я уйду отсюда и снова буду той, кем была с тех пор, как мы впервые встретились.
— Утром?
— Больше мне сегодня негде переночевать.
Я принялся крутить в руках тот камень с гораздо большим сосредоточением.
— Мне казалось, других своих подруг ты охотно пускаешь к себе на ночь.
— Хочешь знать правду?
— Пожалуй, нет — судя по тому, как ты на меня смотришь.
— Ни одна из моих подруг не внушает мне такого страха, как ты.
Белинда продолжала гладить котенка, дуясь
— Что это у тебя там такое, черт возьми? Что ты делаешь?
Я объяснил.
— Я оставил его здесь, когда пошел к вам на вечеринку. Не знаю… я как-то расслабляюсь, когда верчу его в руках.
Белинда протянула руку. Я позволил ей взять камень.
— Да, действительно…
Дин просунул голову в дверь.
— Вам еще что-то понадобится, прежде чем я пойду спать? — Он притащил с собой собственного четвероногого ублюдка.
— Как-то ничего не приходит в голову.
Он хмуро посмотрел на Белинду, понял, что у него не получится сделать это достаточно убедительно, вздохнул и закрыл дверь.
Синдж не озаботилась нас навестить. Это означало, что она дулась, но у нее не хватало решимости переносить свое дурное настроение на других.
Прикончив чай, Белинда налила себе пива. Мы принялись играть с котятами и понемножку расслабились — проболтали далеко за полночь, как тинейджеры, хихикая над глупыми шутками. Я узнал, что у нее с самого детства никогда не было подруг. Их неоткуда было взять — все ее образцы для подражания были такого рода, каких культурные люди не приглашают на воскресные обеды. Мы выпили уйму пива.
25
Синдж разбудила меня в совершенно несусветный час, явно подстрекаемая Дином — сам он не решался встретиться лицом к лицу с прямыми свидетельствами, которые могли бы подтвердить или опровергнуть похотливые видения, копошившиеся во внутренней полости его твердой черной черепушки. Для него не играл роли тот факт, что его видения были именно видениями, и ничем другим. К тому времени, как мы добрались до кровати, ни Белинда, ни я не были достаточно трезвы ни для чего более энергичного, нежели сон.
Выражение на морде Синдж было весьма кислым.
— Что там еще? — заворчал я. Утренний свет, игравший на занавесках моей комнаты, прямо-таки вопил, что о полдне не могло быть и речи. Фактически, судя по всему, был еще рассвет — время, когда лишь бешеные собаки и полные психи вылезают на улицу в поисках раннего червячка.
— Посыльный принес письмо от полковника Блока.
Из-под груды одеял выкарабкался котенок, потянулся, спрыгнул на пол и горделиво зашагал прочь из комнаты. Белинда промычала нечто нечленораздельное, но ясно говорившее: «Оставьте меня в покое!» и зарылась поглубже в одеяла.
— Я должен расписаться за него, или что?
— Нет. Это просто письмо.
Тогда
— Тогда зачем будить меня сейчас?
— Я подумала, что ты захочешь знать.
— А-а, вот оно что!
Уязвленная до глубины души, Синдж двинулась прочь. Меня это не заботило. До полудня нет места ни вежливости, ни состраданию.
Мне было наплевать, но заснуть снова я уже не мог.
Когда Белинда принялась ворчать на то, что я верчусь и дергаюсь, и угрожать мне переходом к любительскому сексу, совесть взяла верх, и я выбрался из кровати.
Я похлебал черного чая, густого от меда. Не помогло — окружающие предметы по-прежнему виделись мне в двойном количестве. Если бы не пять незабываемых лет, проведенных в Королевской морской пехоте, я заподозрил бы, что двоением в глазах природа мстит всем идиотам, которые верят, что разумное поведение включает в себя вставание на рассвете в обстоятельствах, не приближающихся к апокалиптическим.
Синдж суетилась, хлопоча по хозяйству, так что на долю Дина оставалось еще меньше настоящей работы, которой он расплачивался за стол и крышу над головой. Она была нарочито оживленной и веселой, и даже ее соучастник по заговору убрал подальше ножи для разделки мяса.
— По утрам ты просто ужасен, — заявила Синдж.
— Угу, — прохрипел я, прикладывая максимум самообладания.
— Это все, что ты можешь из себя выжать?
— Я мог бы сказать «жри дерьмо и подавись», но ты бы обиделась. Я слишком тебя уважаю для этого. Итак, как насчет того, чтобы нам собраться всем вместе и посмотреть, что это за жизненно важное коммюнике?
Дин и Синдж усадили меня в моем кабинете, снабдив горячим черным чаем, печеньем и медом. Я принялся за дело — более или менее решительно. Со значительным перекосом в сторону «менее».
— Что там написано?
Синдж попыталась сама прочесть записку, но писец полковника Блока нацарапал ее скорописью. Таких вещей она читать еще не умела. Она быстро учится, но вряд ли когда-либо будет преподавать карентийскую литературу. (Последняя в основном состоит из саг и эпических поэм, населенных омерзительнейшими персонажами, которых поэты превозносят за их гадкое поведение. А также из театральных пьес, которые сейчас в моде, но выглядят сплошным идиотизмом, если их читать, а не смотреть на сцене.)
— Тут говорится, что жрец храма Эас и Айгори, что в Квартале Грез, — выходец из Йимбера. Здесь говорится также, что Стража не будет разочарована в своем старом приятеле Гаррете, если его любознательность побудит его нанести визит вышеозначенному Биттегурну Бриттигарну, чьи соображения по поводу парней в зеленых панталонах могут представлять интерес для обеих сторон.
— То есть они сомневаются, что жрец станет разговаривать с ними, но у них нет убедительного повода, чтобы его арестовать.