Приключения Гаррета. том.2
Шрифт:
— Вы кажетесь угрюмой. Встреча плохо прошла?
— Лучше, чем я ожидала, на самом деле. Просто пошла не тем путём, как я надеялась. Он не назвал имён и не указывал пальцем, но признал, что находится под давлением, заставляющим игнорировать бардак в северной стороне. Он пытается бравировать, но сам боится. Думаю, давление исходит от его брата.
— Король? — я чихнул. Холод мог стать опасным. Кашель уже был на подходе.
Король не подходил на роль злодея. Поскольку наступил мир, ему оставалось только веселиться
— Знаю. Только вот, у кого хватит власти управлять Королём? Я в первой десятке, но не могу. Я могу всего лишь встречаться с Рупертом.
— Почему он соглашается с вами? — я посмотрел на неё, пытаясь при этом не шарить по её телу взглядом.
— Будь здоров.
О, благословенная простуда. Моя честь спасена соплями.
Я повернулся, чтобы смотреть на что-нибудь другое, а не на неё.
— Сегодня обнаружилось и хорошее. Я уверена, Кеванс не вовлечена в это, — сказала она.
— Рад за вас.
Я не был в этом уверен. У её дочери были серьезные проблемы с головой, что отстраняло её от общества и его правил.
— Первое доказательство, никто не прячет её, как прячут это существо. И у неё есть алиби на обе ночи, когда происходил дурдом.
Кажется, она не радовалась сказанному.
Она говорила, что живёт раздельно от отца и дочери. Может её папа и был алиби Кеванс.
Очень может быть. Тогда сказанное ею не выдерживает критики.
Седлающая Ветер больше не хотела полагаться на отца. Она выкинула его из семейного особняка на Холме.
Барат Алгарда — который при любых ситуациях, в которых я его видел, оставался образцовым человеком, каких редко встретишь — внушил дочери мысль о её полной беззащитности, она думала, что единственный реальный смысл её жизни, быть чьей-то секс-игрушкой.
Это я подумал, когда она сказала:
— Я одна из десяти самых влиятельных колдунов в Танфере, — только маленькая девочка внутри её так не считала. — Я знаю что здесь.
Она стукнула по голове кулаком.
— Значит, вопрос в том, кто пугает Руперта сильнее, чем вы?
Это вызвало удивительно юношескую усмешку.
— Да. Но вы должны помнить, что Руперт по-прежнему останется хозяином самому себе. Даже если кто-то заставит его обмочить штаны. В этом он отчасти похож на вас.
Я испытывал сильное-сильное удовольствие.
Она продолжила говорить:
— Своим молчанием он дал мне понять, что надеется, я буду продолжать помешивать в горшке. Он намекнул, что есть люди на периферии, которые, возможно, не перестанут разнюхивать из-за того, что власть не хочет этого.
Это похоже на Руперта. Он будет следовать указаниям, но не заметит неповиновение. Закручивание гаек может вызвать ещё больше неподчинение.
Седлающая Ветер сказала:
— Мне надо ехать. Я не люблю досаждать.
Она освободила край моей кровати и направилась к окну, медленнее, чем могла бы. Я
Этого не произошло. Было не время, даже если это было суждено.
Она выбралась в окно. Неловко и медленнее, чем могла, но стала божественно изящной, как только пошла по лунному свету.
Она сказала:
— Кстати о вас… Когда ваши отношения с рыжей женщиной развалятся, я приду к вам. Вы будете поражены. О нас будет говорить весь город. У нас будет свадьба года.
Я сглотнул и открыл рот, когда она уже порхала вдали, значение каждого её слова не вызывало сомнений. Люди с Холма выполняют даже самые декларативные заявления. Даже застенчивое, неумелое в общении население Холма.
Это оставило меня в очень смешанных чувствах.
Я лёг на спину, уверенный, что я не усну больше всю свою оставшуюся жизнь.
45
У меня есть способности и опыт. Когда моя голова переполняется множеством бессмысленных «что, если», то я обращаюсь к живущему у меня (если можно так сказать) логхиру, который вмешивается и отключает меня. Я проспал до полудня.
Палёная пришла будить меня. Я был в хорошем настроении.
— Если это случится, нас обоих сожгут на костре, я предла… — у меня отнялся язык и свело челюсть. Старые Кости никогда раньше не делал со мной такого.
Объяснить он не соизволил.
Крысюки физически не способны хмуриться. Но Палёная смогла посмотреть косо и спросить:
— Что? — своим максимально озадаченным тоном.
— Палёная, я собирался слишком плохо пошутить, это был бы перебор. Прости. Я очень давно здесь не был.
Палёная была догадлива, но тут ей можно было поставить двойку с минусом. И, слава Богу, или богам, или, возможно старому трупу внизу, который спас меня от вкуса прикушенного языка во рту.
На самом деле Палёная была уже взрослой крысючкой и больше не увлекалась юношескими фантазиями о нас, ставших любовниками. Она стала удивительно совершенной деловой частью моего бизнеса. Но в ней всё ещё оставались эмоции. Ей могло причинить глубокую боль то, что для меня звучало обычной шуткой.
«К тому времени, когда тебе стукнет двести лет, мы превратим тебя в зрелого, вдумчивого, чуткого взрослого человека, который думает прежде, чем говорит… О, чёрт!»
О, чёрт? Что этот двурушник имеет в виду?
Пока происходила ментальный болтовня, я встал с кровати. Мой чудесный деловой партнёр, чувства которой я так смело принял во внимание, с возбуждением принюхалась вокруг.
— У тебя была женщина здесь, вчера вечером! — в её голосе слышались нотки недовольства. Несколько раз активно нюхнув возле кровати, она, почему-то, расслабилась.