Приключения Гекльберри Финна (др. перевод)
Шрифт:
К тому времени, как стемнело, я здорово проголодался. И вот, когда стало совсем темно, я потихоньку спустился к реке и, пока луна не взошла, переправился на иллинойсский берег – за четверть мили от острова. Там я забрался в лес, сварил себе ужин и совсем было решил остаться на ночь, как вдруг слышу: «цок-цок, цок-цок», – и думаю: это лошади бегут, а потом слышу и голоса. Я поскорее собрал всё опять в челнок, а сам, крадучись, пошёл по лесу – не узнаю ли чего-нибудь. Отошёл я не так далеко и вдруг слышу голос:
– Нам лучше остановиться здесь, если найдём удобное место; лошади совсем выдохлись. Давайте посмотрим…
Я не стал дожидаться, оттолкнулся от берега и тихонько
Спал я неважно: почему-то никак не мог уснуть, всё думал. И каждый раз, как просыпался, мне всё чудилось, будто кто-то схватил меня за шиворот. Так что сон не пошёл мне в пользу. В конце концов говорю себе: «Нет, так невозможно! Надо узнать, кто тут есть на острове вместе со мной. Хоть тресну, да узнаю!» И после этого мне сразу стало как-то легче.
Я взял весло, оттолкнулся шага на два и повёл челнок вдоль берега, держась всё время в тени. Взошла луна; там, где не было тени, было светло, почти как днём. Я грёб чуть ли не целый час; везде было тихо, и всё спало мёртвым сном. За это время я успел добраться до конца острова. Подул прохладный ветерок, поднимая рябь, – значит, ночь была на исходе. Я шевельнул веслом и повернул челнок носом к берегу, потом вылез и крадучись пошёл к опушке леса. Там я сел на бревно и стал смотреть сквозь листву. Я увидел, как луна ушла с вахты и реку начало заволакивать тьмой; потом над деревьями забелела светлая подоска, – и я понял, что скоро рассветёт. Тогда я взял ружьё и, на каждом шагу останавливаясь и прислушиваясь, пошёл к тому месту, где я наступил на золу от костра. Только мне что-то не везло: никак не мог найти то место. Потом, смотрю, так и есть: сквозь деревья мелькает огонёк. Я стал подкрадываться, осторожно и не торопясь. Подошёл поближе; смотрю – на земле лежит человек. Я чуть не умер от страху. Голова у него была закутана одеялом, и он уткнулся носом чуть не в самый костёр. Я сидел за кустами футах в шести от костра и не сводил с него глаз. Теперь уже стало светлеть перед зарёй. Скоро человек зевнул, потянулся и сбросил одеяло. Гляжу – а это Джим, негр мисс Уотсон! Ну и обрадовался же я! Говорю ему:
– Здравствуй, Джим! – и вылез из кустов.
Он как подскочит да как вытаращит на меня глаза. Потом бросился на колени, сложил руки и начал упрашивать:
– Не тронь меня, не тронь! Я мертвецов никогда не обижал. Я их всегда любил, всё, что мог, для них делал. Ступай обратно в реку, откуда пришёл, оставь в покое старика Джима, он с тобой всегда дружил.
Ну, мне недолго пришлось ему объяснять, что я не мертвец. Уж очень я обрадовался Джиму. Теперь мне было не так тоскливо. Я не боялся, что он станет кому-нибудь рассказывать, где я скрываюсь, – я так ему и сказал. Я говорил, а он сидел и смотрел на меня, а сам всё молчал. Наконец я сказал:
– Теперь уже совсем рассвело. Давай-ка завтракать. Разведи костёр получше.
– А какой толк его разводить, когда варить всё равно нечего, кроме земляники и всякой дряни! Да ведь у тебя есть ружьё, верно? Значит, можно раздобыть чего-нибудь и получше земляники.
– Земляника и всякая дрянь… – говорю я. – Этим ты и питался?
– Ничего другого не мог достать, – говорит он.
– Да с каких же пор ты на острове, Джим?
– С тех самых пор, как тебя убили.
– Неужто всё время?
– Ну да.
– И ничего не ел, кроме этой дряни?
– Да, сэр, совсем ничего.
– Да ведь ты, верно, с голоду помираешь?
– Просто лошадь съел бы! Верно, съел бы! А ты давно на острове?
– С той ночи, как меня убили.
– Да ну! А что же ты ел? Ах да, ведь у тебя ружьё! Да-да, у тебя ружьё.
Мы с ним пошли туда, где был спрятан челнок, и, покуда он разводил костёр на поляне под деревьями, я принёс муку, грудинку, кофе, кофейник, сковородку, сахар и жестяные кружки, так что Джим прямо остолбенел от изумления: он думал, что всё это колдовство. Да ещё я поймал порядочного сома, а Джим выпотрошил его своим ножом и поджарил.
Когда завтрак был готов, мы развалились на траве и съели его с пылу горячим. Джим ел так, что за ушами трещало, – уж очень он изголодался. Мы наелись до отвала, а потом легли отдыхать.
Немного погодя Джим начал:
– Послушайте-ка, Гек, а кого ж это убили в той хибарке, если не тебя?
Тут я рассказал ему всё как есть, а он говорит:
– Ловко! Даже Тому Сойеру лучше не придумать.
Я спросил:
– А ты как сюда попал, Джим, зачем тебя принесло?
Он замялся и, должно быть, около минуты молчал; потом сказал:
– Может, лучше не говорить…
– Почему, Джим?
– Мало ли почему… Только ты про меня никому не говори. Ведь не скажешь, Гек?
– Провалиться мне, если скажу!
– Ну ладно, я тебе верю, Гек. Я… я убежал.
– Джим!
– Смотри же, ты обещал не выдавать, – сам знаешь, что обещал, Гек!
– Да уж ладно. Обещал не выдавать – и не выдам! Честное индейское, не выдам! Пускай все меня назовут подлым аболиционистом 2 , пускай презирают за это – наплевать. Я никому не скажу, да и вообще я туда больше не вернусь. Так что валяй рассказывай.
2
Аболиционист – борец за отмену рабства негров.
– Так вот, видишь ли, как было дело. Старая хозяйка – это мисс Уотсон – всё ко мне придиралась, просто жить не давала, а всё-таки обещала, что в Орлеан меня ни за что не продаст. Но только я заметил, что последнее время около дома всё вертится один работорговец, и стал беспокоиться. Поздно вечером я подкрался к двери, – а дверь-то была не совсем прикрыта, – и слышу: старая хозяйка говорит вдове, что собирается продать меня в Орлеан 3 , на Юг; ей бы не хотелось, но только за меня дают восемьсот долларов, а против такой кучи денег где же устоять! Вдова начала её уговаривать, чтобы она меня не продавала, только я-то не стал дожидаться, чем у них кончится, взял да и дал тягу.
3
Имеется в виду американский город Новый Орлеан (штат Луизиана), в устье реки Миссисипи; в первой половине XIX в.– крупный порт рабовладельческого Юга, один из центров торговли рабами
Спустился я с горы; думаю, стяну лодку где-нибудь на реке выше города. Народ ещё не спал, вот я и спрятался в старой бочарне на берегу и стал ждать, пока все разойдутся. Так и просидел всю ночь. Всё время кто-нибудь шатался поблизости. Часов около шести утра мимо начали проплывать лодки, а в восемь или девять в каждой лодке только про то и говорили, что твой папаша приехал в город и рассказывает, будто тебя убили. В лодках сидели дамы и господа, ехали осматривать место убийства. Иной раз лодки приставали к берегу для отдыха, прежде чем переправиться на ту сторону; вот из разговоров я и узнал про убийство. Мне было очень жаль, что тебя убили, Гек… Ну теперь-то, конечно, не жалко.