Приключения капитана Врунгеля (сб.) ил. П.Северцева
Шрифт:
И вот утром я бужу Фукса и после взаимных приветствий говорю ему:
— Вы имейте в виду, Фукс, что у нас сегодня — завтра.
Он на меня глаза вытаращил. Не соглашается.
— Что вы, — говорит, — Христофор Бонифатьевич! В чем, в чем, а в арифметике вы меня не собьете.
Ну, я попытался объяснить ему.
— Видите ли, — говорю, — арифметика тут ни при чем. В плавании следует руководствоваться астрономией. Вы вот ночь спали, а я тем временем по Рыбам произвел определение.
— Я, — кричит Фукс, — тоже при помощи гастрономии, по рыбам!
Ну, вижу, — явное недоразумение. Я имел в виду созвездие Рыб, а Фукс не расслышал половины и по-своему понял. Я попытался ему объяснить.
— Вот, — кричу, — Фукс! Смотрите: что у вас прямо над головой?
— Шляпа.
— Да не шляпа, — говорю. — Сам вы шляпа! Зенит у вас над головой.
— Ничего у меня не звенит! — кричит Фукс. — А у вас если звенит, вы не тревожьтесь, это бывает от голода.
— Ладно, — говорю, — под вами что?
— Подо мной доска.
— Да нет, — говорю я, — не доска, а надир…
— Нет, моя гладкая…
Словом, вижу, так ничего не выйдет. Ладно, думаю, дай я с другой стороны подойду к вопросу.
— Фукс, — кричу, — как по-вашему, какова приблизительно широта нашего места?
Другой бы, более просвещенный в науках слушатель прикинул бы на глазок, определил бы широту по счислению; ну сказал бы там: сорок пять градусов зюйд… А Фукс четвертями измерил свою доску:
— Сантиметров сорок пять будет!
Словом, я понял: ничего из моих лекций не выйдет. Обстановка не та. Да и не до лекций, признаться. Ну, и, чтобы не возбуждать бесцельных споров, я приказал совсем прекратить счет дней. Если вынесет куда, спасемся, там нам скажут и день и число, а здесь, в море, по существу, безразлично, когда тобой акула полакомится: вчера или послезавтра, третьего числа или шестого.
Словом, долго ли, коротко ли, как говорится, плыли мы, плыли и вот однажды я просыпаюсь, гляжу — земля на горизонте. По очертаниям — будто Сандвичевы острова. К вечеру подошли поближе, так и есть: Гаваи.
Удачно, знаете. Прекрасное это местечко. В старину, правда, здесь было не очень спокойно: кто-то кого-то тут ел. Капитана Кука вот съели…
Ну, а теперь-то давно уже туземцы вымерли, белым есть некого, а белых есть некому, так что тихо. А в остальном здесь рай земной: богатая растительность, ананасы, бананы, пальмы. А главное — пляж Уайкики. Со всего мира туда собираются купальщики. Там прибой замечательный. На его волнах местные жители, стоя на досках, катались.
Конечно, это тоже когда-то было… Но все-таки, знаете, молодцы: стоя! А мы что? Лежим, барахтаемся, как котята. Мне даже неловко стало. И вот я выпрямился во весь рост, руки расставил, и представьте — удержался. Отлично удержался!
Тогда и Фукс на своей доске встал. Держится за шляпу, чтобы не слетела, балансирует. И вот этаким манером, наподобие морских полубогов, мы несемся в бурунах, в брызгах пены. Берег ближе, ближе, вот волна лопнула, рассыпалась, а мы, как на салазках, так и выкатились на
Глава XII, в которой Врунгель и Фукс дают небольшой концерт, а затем торопятся в Бразилию
На берегу нас окружили какие-то дачники в купальных костюмах. Смотрят, аплодируют, фотографируют, а у нас, признаться, вид самый жалкий. Уж очень как-то непривычно без формы и без знаков различия. Так неудобно, что я решил скрыть свое имя и положение и остаться, так сказать, инкогнито…
Да. Ну, приложил пальцы к губам, показываю Фуксу жестом: молчите, мол. Но как-то неудачно, неловко это у меня получилось, вроде воздушного поцелуя…
На берегу новый взрыв восторга, аплодисменты, все кричат:
— Браво! Виват!
А я ничего не понимаю, однако делаю вид, будто вовсе и не удивлен, молчу, а сам жду, что дальше будет.
Тут подходит какой-то паренек в пиджачке и начинает объяснять публике:
— Вот, мол, хотя и существует распространенное мнение, будто туземцы Сандвичевых островов со времен цивилизации вымерли, однако это неверно. Дирекция пляжей Уайкики, стремясь доставить удовольствие уважаемой публике, отыскала двух живых гавайцев, которые только что продемонстрировали прекрасный вид старинного национального спорта.
Я слушаю, молчу, и Фукс молчит. Этот, в пиджачке, тоже помолчал, потом прокашлялся и пошел чесать, как по книжке:
— Туземцы Сандвичевых островов, гавайцы, или канаки, как их еще называют, отличаются стройным телосложением, мягким характером и природными музыкальными способностями…
Я на себя это описание примерил, вижу, что-то не то. Ну, характер действительно у меня мягкий, а что касается сложения и музыкальных способностей — это уж он напрасно… Я хотел было возразить, но смолчал. А он не унимается, продолжает:
— Сегодня вечером эти канаки дадут концерт на гавайских гитарах. Билеты продаются в кассе летнего театра, цены умеренные, в фойе танцы, буфет, прохладительные напитки…
Да. Ну, он еще поговорил, потом берет нас под руки, отвел в сторонку, спрашивает:
— Ну как?
— Да ничего, — отвечаю я, — благодарю вас покорно.
— Вот и прекрасно! А где вы остановились, позвольте поинтересоваться?
— Пока, — говорю, — в Тихом океане, а что дальше будет, не знаю. Не нравится мне, признаться…
— Ну что вы! — возражает он. — «Тихий океан» — первоклассная гостиница. Лучше вы вряд ли найдете. Уверяю вас. А сейчас, простите, пора уже ехать, через полчаса начало.
И вот, знаете, усадил он нас в машину, повез куда-то. Там нам дали гитары, украсили цветами, вывели на эстраду, раздернули занавес…
Ну, я вижу, нужно петь. А что петь? Я, как назло, смутился, все песни забыл. И Фукс на что тертый парень, а тоже растерялся, смотрит на меня, шепчет:
— Запевайте, Христофор Бонифатьевич, я подтяну.