Приключения Конан Дойла
Шрифт:
Всеобщая забастовка 1926 года потрясла Дойла, он полагал, что социализм — явление неанглийское и неприемлемое. Идеи членов так называемой Блумзберийской группы буржуазной интеллигенции, куда входили В. Вульф, Э. Форстер, Б. Рассел, Дж. Кейнс и другие, с их критикой морали, религии и эстетики, были ему абсолютно чужды. Он по-прежнему предпочитал В. Скотта и У. Теккерея модным знаменитостям — Лоуренсу, Фицджеральду, Хемингуэю, Джойсу… Писатели послевоенного поколения, посмеивавшиеся над понятиями, которые Дойл считал священными, подрывали самые основы того, во что он верил.
В 1927 году “Стрэнд” провел опрос среди своих ведущих авторов на такую тему: кого из знаменитых литературных персонажей они хотели бы создать? Г. Уэллс
В тот год Дойл начал работать над научно-фантастическим романом “Маракотова бездна”. Экспедиция профессора Маракота в глубоководной камере опускается на дно океанической впадины в Атлантике, где обнаруживает затерянный город, населенный потомками атлантов. Выясняется, что когда-то атланты, жившие в те времена на суше, из праведных и прекрасных людей постепенно превратились в легкомысленных, жестоких и беспутных. Были среди них и люди достойные и серьезные, предупреждавшие о гибельности порока, но к ним, как водится, не прислушались: “Толпа глумилась над теми, кто пытался ее спасти”. Паралелль со спиритуалистами очевидна. Один критик отозвался о романе Дойла следующим образом: “Удивительно путанная… написанная второпях, невнятная история, в которой неудачно соединены приключения и спиритуализм”.
Но пока многие недоумевали, зачем почтенный семидесятилетний автор занимается подобной ерундой, Конан Дойл сочинил еще два научно-фантастических романа — “Дезинтеграционная машина” и “Когда Земля вскрикнула”. В обоих вновь фигурирует профессор Челленджер. Во втором романе он решает проверить свою теорию: Земля — живой организм; она не знает о том, что ее населяют люди, подобно тому как люди не знают, сколько и каких микробов на них живет. Челленджер хочет сообщить Земле о своем существовании и бурит глубочайшую шахту, чтобы, пройдя слой земной коры, добраться до живой плоти, “сероватого вещества, мерцающего и сияющего, которое поднималось и опадало, медленно пульсируя”. Словом, до мозга планеты. Когда это “сероватое вещество” укололи буром, Земля “вскрикнула”. Таким образом, теория профессора оправдалась. Затем по всем континентам начали извергаться вулканы, но главное, Земля узнала: на ней живет Челленджер!
Дойл был не вполне удовлетворен, и, закончив роман, писал Гринхоу-Смиту: “Я не думаю, что это лучшая моя вещь”. Вскоре он попытался убедить Гринхоу-Смита напечатать еще одну его статью о феях под заголовком “И снова феи”, поскольку получил новые фотографии из Германии. Но на сей раз редактор отказался, и тогда Дойл выпустил второе издание “Явления фей”, а фотографии поместил в приложении. Человек более робкий побоялся бы вновь стать объектом насмешек, но Дойл был решительно убежден, что феи существуют, а очевидные доказательства экспертов в области фотографии отметал, называя их “совершенно абсурдными”.
В июле 1928 года Конан Дойл выступал свидетелем защиты на суде по делу двух спиритуалисток, обвиненных в соответствии с законом о бродяжничестве от 1824 года. Согласно этому закону “всякий, занимающийся гаданием или использующий какие-либо приемы, инструменты и средства для вымогательства и обмана любого подданного Его Величества, должен быть признан мошенником и бродягой”.
Миссис Клэр Кентлон, знаменитого медиума, члена лондонского Союза спиритуалистов, в разное время посетили три сотрудницы полиции, одетые в штатское, после чего ей было предъявлено обвинение в том, что она занимается гаданием.
Несмотря на оправдательный приговор, Дойл был возмущен самим фактом обвинения. Он немедленно написал письмо в “Таймс”, особенно упирая на “возмутительную провокацию со стороны полиции”. Он также счел нужным поставить в известность министра внутренних дел сэра Джойсона-Хикса, но получил твердый, вежливый ответ: никаких надежд на то, что закон будет отменен, питать не стоит. Отказываясь признать себя побежденным, Дойл организовал кампанию за отмену закона о бродяжничестве. На обеде в лондонском ресторане “Холборн”, устроенном в его честь п октября 1928 года, он призвал спиритуалистов голосовать на выборах за ту партию, которая вознамерится отменить закон, ущемляющий их свободы.
В октябре 1928 года Дойл согласился дать “видеоинтервью” для “Мувитон ньюс”, но только при условии, что говорить он будет не только о Шерлоке Холмсе, но и о спиритуализме. Съемка проходила в саду в Уиндлшеме. Дойл сидел в кресле, у его ног устроился ирландский терьер Пэдди.
Дойл, сняв шляпу и неотрывно глядя прямо в камеру, говорил двадцать минут подряд, глубоким хриплым голосом с явственным шотландским акцентом. Это было безупречное выступление, притом абсолютно искреннее. Он начал с того, что люди всегда интересуются двумя вещами: как он придумал Холмса и почему занялся психическими феноменами. “Холмс — это чудовищный плод довольно скромного зернышка… Забавно, что на свете столько людей, абсолютно убежденных, что он реальный человек. Я получаю письма, адресованные ему. Письма, в которых просят прислать его автограф. Письма его глуповатому другу Ватсону. Некоторые леди извещают, что с радостью нанялись бы к нему в экономки”.
Затем он переключился на спиритуализм, упомянув, что, хотя многие и спрашивают, когда будет очередное продолжение историй про Холмса, ждать этого не следует — он намерен посвятить оставшиеся годы вещам куда более серьезным и важным, нежели художественная литература… Он уподобил себя передаточному звену, которое помогло множеству несчастных, потерявших на войне своих близких, услышать вновь дорогой голос, ощутить пожатие любимой руки. Сказал, что их благодарными письмами можно было бы заполнить до потолка целую комнату в его доме, затем встал, подозвал собаку, улыбнулся в камеру и произнес: “Ну, до свидания” — и ушел в дом.
Лучшей рекламы спиритуализму нельзя было и пожелать. Противники Дойла изображали его печальным, спятившим стариком, но вот он на экране — исполненный дружелюбия, иронии и здравого смысла. Зрителям оставалось только восхищаться.
В ноябре 1928 года Конан Дойл отправился в путешествие по Африке с обширной программой лекций. Спустя несколько дней после того, как корабль отплыл от Саутгемптона, в Бискайском заливе они попали в жестокий шторм, и некоторые пассажиры даже получили травмы — так сильно швыряло судно. Дамы и слабые прятались по каютам, а шестидесятидевятилетний Конан Дойл стоял на палубе и всматривался в бушующее море. Он, похоже, был счастлив, наслаждаясь разгулом стихии. Когда погода наладилась, он прочел лекции о спиритуализме — отдельно для пассажиров каждого класса.