Приключения Красной Беретки
Шрифт:
— Для людей смерть – это конец. – Кали легко отбила удар. — Для богов смерть – это процесс. У богини смерти смерть – это очищение. У богини жизни смерть – это эстетика.
— А у божественной личности?
— У нее свобода в выборе. Но обычно — эстетика.
— Смерть может быть божественной?
— Право обреченных – право на божественную смерть.
— «Да, жизнь», или «да, смерть»? Смыслы?
— Правильно говорить «да, жизнь». Но если так сказать нельзя, потому что, например, жизнь невозможна, тогда нужно говорить «Да, смерть». И в этом случае на первое место выступает эстетика. Да, эстетика всегда должна быть на
— Почему я спрашиваю богов о том, что должна знать как богиня? Почему я не знаю всего, что я должна как богиня знать?
— Ты не совсем настоящая богиня.
— Как это? Почему? – Светлая удивилась и на мгновенье расслабилась.
— Кто-то же спит в саркофаге из облаков? – Кали улыбнулась и нанесла удар сверху, Светлая снова отбила.
— Потому у тебя пока и нет имени. – продолжила Кали, присела и махнула мечом снизу.
Удар снова пришелся по ноге чуть–чуть выше защитного щитка. И этот удар был гораздо сильнее и болезненнее предыдущего. Светлая богиня попыталась удержаться, отбила очередной удар Кали, и еще удар, но непреодолимая слабость заставила покачнуться ее и встать на правое колено.
— Артерия, — сказала Кали, — последний вопрос.
Мир потемнел и слегка закружился. Богине пришлось упереться правой рукой в пол.
Она видела это. Кали широким замахом подняла свой меч–серп и снесла ей голову. Светлая увидела это будто со стороны.
Богиня была определенно мертва. Она была в темной пустоте. Она не знала, сколько прошло времени, но она присутствовала. «А я еще думаю…» Она собралась с усилиями и подумала: «Звезды». И вдруг вокруг зажглись, или они были, и она их только увидела – множество слабых звездочек.
— Не пытайся их прочитать, их никто прочитать не может.
Беретка увидела перед собой стену, исцарапанную остатками каких-то значков. Келли стояла с другой стороны жертвенника. Беретка непроизвольно дотронулась до своей шеи. Голова была определенно на месте.
Анна Хейт
Беретка смотрела в иллюминатор. Но сейчас они летели в достаточно плотных, низких облаках, и землю было почти не видно.
— Келли! А о чем ты болтала с Королем?
— Обо всем… но в основном о власти.
— Да, определенно королевская тема, — Беретка улыбнулась.
— Меня больше интересовала власть как нечто божественное… хотя тут, наверно лучше подойдет слово «сакральное»
— Но это тоже самое божественное.
— Не совсем. Как я поняла, это божественно–ритуальное. Чуть пониже. Потому что десакрализация существует, а де… де–божественности нет. Понятно? Божественное нельзя разжаловать, а сакральное можно. Сначала мы болтали о коньяке, который я тебе предлагала… зря отказалась. А потом он задал несколько вопросов о том, как у нас в Европе устроено управление. С точки зрения божественной Келли. Я так бесхитростно сказала, что у нас убогие люди избирают во власть столь же убогих, что нашу власть и властью-то назвать нельзя, потому что вся ответственность распределена между непонятно кем, что наша власть в сущности – унылая дрянь.
— А ты говорила про наши корпорации? У них ведь есть власть.
— Да какая у них власть… деньги какие-то есть, а власти у них нет.
— Действительно, — Беретка говорила, не отрывая взгляда от иллюминатора, надеясь ничего
— Да всё у нас пародии, а у Короля – настоящая власть.
— Настоящая власть может быть тогда, когда люди понимают, что люди не равны. Просветленные не равны невежественным. Когда говорится, что все люди равны, никакая живая богиня невозможна. А живая богиня – это не только великий шаг на пути к просветлению, она сама по себе смысл!
— Да, только когда не равны. Равенство – ложь. Власть для божественной личности – это удовольствие само по себе. А для невежественной личности власть – это инструмент для достижения столь же невежественных целей.
— И повод заполучить для себя кучу проблем. В иллюзии их решения.
— Беретка, а ты чувствовала власть?
— Не особо. Наверно, власть – это слишком человеческое.
— Божественное поклонение и власть. Они ведь должны соотноситься.
— Божественное поклонение, вообще-то, есть демонстрация признания власти… – Беретка немного удивилась, — а ведь действительно. Признание власти богини, признание власти короля…
— Так дойдем до признания власти мужчины. Ха.
— Надо будет – дойдем. Но только через божественное поклонение, — Беретка сделала паузу и добавила, — Если мужчина не достоин божественного поклонения, то зачем вообще он нужен…
— А что же делать, если мужчина выше уровнем что-то прикажет?
— А ничего не делать… исполнять… Придумаешь тоже. Его найти сначала надо. Прикажет… Ха. Ты не видела богов… Расскажи еще что-нибудь.
— В разговоре было примерно такое:
— Всякие мерзкие политики… – это сказала я.
— Извините, всякие мерзкие демократические политики, — поправил Король.
— А разве король – политик? – так я удивилась.
— Так принято считать, что король – это политик. Но от этого надо как-то уходить. Да, я согласен, что это вносит путаницу. Надо направить приказ в газеты, чтобы перестали так называть.
— Мы используем терминологию древних, а она не очень подходит для мира, который мы хотим видеть божественным.
— К счастью, терминология древних уходит вместе с древними. У вас ведь все-таки королевство. Причем настоящее. Мы это сделали.
— А как вам удалось это сделать? Все-таки демократия – это традиция, а традиции просто так не сдаются.
— Мы собрали всех людей, в которых… так скажем, была божественная искра… людей красивых и талантливых. И все отказались иметь дело с политиками. Тогда многие политики нас поддержали. А поскольку народу оказалось все равно – народ не выступил против. Хотя он избирал этих политиков, он их глубоко презирал… Невежество ведь на самом деле презирает и невежество тоже… Сначала мы сказали все, что о политиках думаем как таковых. О демократических, да. Мы не обвиняли их в каких-то преступлениях. Мы говорили, что люди это серые, убогие, никчемные, бездарные, лезущие во власть, чтобы компенсировать свою дефективность… Это ведь была правда. Да, мы смешали их с грязью. Даже не то что смешали, а открыли их истинную сущность, с грязью они потом сами смешались. Потом мы устроили маленький кризис. Потом начались беспорядки. Потом нас поддержали все специалисты. Потом мы некоторых политиков купили на обещания – они же продажные. Мы обещания выполнили. Потом политики разбежались, и мы установили монархию.