Приключения крылатых героев
Шрифт:
– Что, крылышко поломал? – мстительно осведомилась Тая, опускаясь ему на грудь и выхватывая ларец.
Подоспевший адмирал вырвал из рук похитителя меч. В этот момент в зал ввалились тощий, как жердь, лейтенант, и запыхавшийся боцман. Они дружно насели на разбойника, заломили ему руки за спину и связали ремнями. Враг выл и ругался при каждом прикосновении.
– Похоже, крыло и вправду сломано, – констатировал Буль, показывая верхнюю перепонку противника, перегнувшуюся, как сложенный вдвое бумажный лист.
– Наложить шину! – скомандовал адмирал.
Исполнять это распоряжение
Целебная мазь легла на место разлома, дощечки зафиксировали крыло, не давая ему шевелиться. Теперь незнакомцу приходилось таскать за спиной гремучую деревяшку, что в придачу к болезненным ощущениям доставляло ему неудобство. Однако деваться ему было некуда, и приходилось подчиняться.
– Куда его? – деловито спросил Буль.
– В хлев! – распорядился хозяин. – Запрем на замок и допросим.
Взлохмаченный клок волос, оставшийся от срезанной косички, болтался за левым ухом и не давал покоя.
«Это вообще нормально? – с возмущением подумала Тая, разглядывая свое отражение в посеребренном подносе. – Как я на улицу выйду с такой жутью на голове? Это же катастрофа!»
Хорошо, что есть те, кто выручит в беде. Тая недолго думала, к кому обратиться. Мысль о баронессе ван Виль пришла сразу, заставив тонкие губы игруньи растянуться в улыбке. «Лайра, кто же еще? Она такая свободная, такая раскованная, и такая нарядная! Молодые рыцари на нее так и облизываются, только куда им! Эта птичка им не по зубам. Вот бы и мне выглядеть так же шикарно!»
По правде сказать, Тая сгорала от любопытства – ей не терпелось узнать, кто этот загадочный незнакомец, ворвавшийся в дом в такое неподходящее время. Если он в самом деле разбойник, то как ему удалось добраться до сокровищницы, в которой хранится Грозовая корона Ярвеля? И кличка у него такая страшная – Ночной Упырь. Бр-р-р, мурашки по коже бегут.
Роскошное атласное платье пришло в полную негодность – нечего было и думать о том, чтобы высунуть нос из дома, не переодевшись. Тая стремительно влетела в свою комнатку, сбросила его, и, не успев натянуть свежую сорочку, принялась строчить записку Лайре Кин, в которой о нападении было всего одно маленькое словечко, и десять строк о порванном платье и испорченной прическе.
Дописав, она обнаружила, что ее пальцы, запачканные чернилами, до сих пор оставляют жирные черные пятна на белом листе бумаги. Отправить такое небрежное, заляпанное письмо баронессе показалось ей просто немыслимым, и пришлось долго мыть руки в тазу, а потом переписывать все заново.
Только после этого Тая наконец переоделась, вернув себе привычные лосины с сапогами и свободную сорочку, расшитую узорами. Дорогие украшения полагалось вернуть в ларец деда. Их место заняли бусы из необработанного янтаря, обладавшего кучей бесценных магических свойств.
Потом пришлось разыскать кучера и отослать его с письмецом к баронессе, и лишь после этого сгорающая от нетерпенья
Тая недолюбливала это глухое каменное сооружение, отгораживающее адмиральский двор от соседей. Скотину в хозяйстве давно уже не держали, и хлев превратился в сарай, где складировали ненужный, вышедший из употребления хлам. Узкие окна здания обладали неоспоримым достоинством – выбраться через них наружу не смог бы даже самый тощий проныра. В загонах для коров и свиней еще лежало пересохшее сено. От него до сих пор несло скотным двором, хотя резкий запах уже не бил в нос так сильно, как прежде.
Пленника разместили в просторном загоне у дальней стены, не имевшей ни дверей, ни окон. Тут нашлось несколько ветхих кресел и стульев с высокими спинками, которые давно пора было пустить на растопку, да хозяйственный боцман жалел пришедшую в негодность мебель и хранил ее, сколько мог. В углу стыдливо пряталась от притязательных взоров кровать, сломанные ножки которой уже не могли держать ее, как в прежние славные годы. Соломенный тюфяк, брошенный поверх нее, служил местом отдыха для кучера и для прислуги, которой не находилось места в доме.
Однако для пленника нашлось место получше – боцман усадил его на резное деревянное кресло, больше напоминающее княжеский престол, с высокими подлокотниками, оканчивающимися львиными головами. Незнакомец восседал на нем, как правитель, вот только деревянные дощечки, прижавшие сломанное крыло, не позволяли ему как следует опереться о спинку, да руки были так плотно примотаны к подлокотникам, что он не мог ими пошевелить. По-видимому, предусмотрительный Буль обездвижил пленного, чтобы тот не буянил.
Адмирал повел бровью на появление внучки, но ничего не сказал. Тая тихонько скользнула в угол, надеясь, что ее не прогонят: ведь допрос пленного – это серьезное мужское дело, и юным девушкам, не состоящим на службе, при нем присутствовать не полагается.
Фит и Буль уже порядком поколдовали над незнакомцем – тот выглядел растерянным и обескураженным. Сломанное крыло причиняло ему боль и заставляло наклоняться вперед, чтобы не тереться наложенной шиной о спинку кресла. Однако изменить позу в его положении было не так-то просто. По сырым космам, спадающим на высокий лоб пленника, струились капельки пота. Его синие глаза метали тревожные взгляды из-под насупленных бровей, а тонкие пальцы непроизвольно сжимались в кулаки – это было единственное движение, которое он мог себе позволить.
Адмирал устроился за столиком на почтительном расстоянии, положил перед собой лист бумаги и придавил его грязной чернильницей, по которой плакала помойка, как и по всем вещам, собранным боцманом в этом каменном склепе.
– Позвольте узнать ваше имя, – холодным и вежливым тоном начал допрос адмирал.
– Равион Варт, – помедлив, выдавил из себя задержанный.
– Врете, сударь! – не сдержавшись, вскричал лейтенант Фит. – Я знавал семью Вартов. От них никого не осталось.
– Имеется сильное подозрение, что вы, господинчик хороший, не кто иной, как Ночной Упырь, вор и разбойник, виновный в ограблении казначейства, – навис над задержанным боцман.