Приключения либроманта 2
Шрифт:
— Красивое купе, — сглотнул я слюну, прежде высказаться, — Но мне пока не до машины. У меня работы невпроворот и студию где-то надо заиметь.
— А какие ещё варианты имеются, кроме гаража?
— Красный уголок в здании филармонии и отдельное помещение в ДК.
— Филармония отпадает, — сгофрировал в очередной раз свой лоб домовёнок, — Представь, начнёт там какой-нибудь духовой оркестр репетировать, а у тебя запись идёт. Его же по всему зданию будет слышно. И что ты делать будешь?
— Остаётся ДК, — сам себе сказал я очевидное, до чего как-то не допёр без подсказок Гоши.
— Во,
— Гоша, ты себе представить не можешь, сколько работы предстоит с его восстановлением, — мягко попытался я объяснить домовёнку пагубность его фантазий.
— Ты главное купи, чтобы документы были. А потом мы её на эту поменяем, и все дела, — ткнул Гоша в фотографию аукционной машины, на которую он облизывался так, словно это целая коробка с упаковками «Доширака».
— А номерные агрегаты? А старую куда мы денем? — привёл я убийственные, на мой взгляд, доводы.
— Пф-ф, подумаешь, номерные агрегаты, — передразнил меня Гоша, кстати, похоже у засранца получилось, — У тебя я есть. Или ты думаешь, что я одни только ноты могу писать и чертёжики твои перерисовывать?
— Гоша, номера на металле, а не на бумаге выбиты.
— Люди несколько веков назад химическое травление освоили, — подбоченился домовой, — Впрочем, кому я это объясняю. Человеку, который не знает, как колеса можно использовать. А старую машину ты другу своему отправь, у которого автосервис. Марку приклей, и пусть она в твоё время улетает. Думаю, он найдёт, что с ней сделать. В крайнем случае прямо перед своим автосервисом выставит вместо рекламы. Люди головы сворачивать будут, мимо такой красоты проезжая, — шумно глотнул слюну домовёнок, ещё раз глянув на экран.
— Ты пойми, нельзя мне лишнее внимание на себя обращать. Скромнее нужно жить. Вот стану звездой эстрады, тогда другой разговор будет. Кое-что можно будет себе позволить лишнего.
— Эх, купят машину за это время, — поник Гоша, смахивая с мордашки накатившуюся слезинку, — Давай тогда хоть попрощаемся на всякий случай.
— Это ещё почему? Что за дела?
— Да я вчера чуть было не подрался с тем зазнайкой, хозяин которого на «Волге» ездит.
— Не переживай. Синяков на тебе не видно будет, — попытался я перевести всё в шутку и немного развеселить мелкого, намекая на его повышенную шерстистость.
— Здоровый он, покрупнее меня, — продолжил Гоша, не обратив никакого внимания на мою неудачную шутку, — Мы, домовые, обычно до смерти дерёмся. Хотя, может он меня и не забьёт до конца. Год — другой под печкой отлежусь, а там снова увидимся.
— Стоп! Отставить драки! — не на шутку всполошился я, представив, кого могу потерять. Если что, то верного, преданного и жутко полезного друга, — Куплю я этот рыдван, но выеду на нём только после того, как известным стану. По рукам?
— Ура-а-а! — заорал домовёнок так, что у меня уши заложило, а потом, хлопнув меня по руке, вприпрыжку кинулся на улицу, только пятки засверкали.
Улыбался, глядя ему вслед, я недолго. Какая-то мысль, словно заноза, постоянно свербила. Наконец она до меня дошла, и я сильно хлопнул себя ладонью по лбу.
— Какая, к чёртовой бабушке, печка, если я её месяц назад своими руками разобрал! — возмущённо
Нет, ну надо же, как ловко миньон из меня обещание выморозил. Эх, глянуть с горя, что хоть за машина этот «Хорьх». Может он только с виду такой красавец.
Глава 9
— Ты чего такой унылый? — нежно накрыла своей ладошкой мою руку Галя за столиком в кафе Останкинского телецентра, куда мы заскочили перекусить после съёмки промежуточного выпуска «Песня-79», — Переживаешь, что «Олимпиада» не попадёт в финал?
— Есть такое, — кивнул я в ответ, — В финале будет всего тридцать пять песен, и автором слов к нескольким из них является Рождественский. Если ещё и «Олимпиаду» добавят, то в народе про финальный концерт пойдёт молва, что телевидение показало бенефис Рождественского.
В моей истории на самом деле в финале «Песня-79» прозвучало четыре песни на стихи Роберта Ивановича. Вдобавок он ещё и своё стихотворение прочёл посреди концерта. Как это ещё назвать иначе, чем бенефис?
На самом деле меня мало волновало, пройдёт песня в финал конкурса или нет. Просто я был в шоке оттого, что из шести исполнителей, которые сегодня участвовали в записи передачи, я знал только двоих. Одним из них был я, любимый, а второй — Валентина Толкунова.
Светлану Жильцову я не считаю, поскольку она всего лишь вела концерт и объявляла выступающих и авторов песен. Да и вряд ли найдётся человек хоть в Союзе, хоть в России, кто не знает эту женщину, по крайней мере в лицо.
Я, конечно, догадываюсь, что Ворошило, Кочергину, Мокренко и Зияева в Союзе многие знают и, возможно, даже любят их творчество. Не зря ведь их для Первого канала телевидения снимали. Вот только я этих людей впервые в жизни услышал и увидел.
Вру, ещё оркестр под управлением Силантьева забыл упомянуть. Я со всем многочисленным коллективом прямо в концертной студии поручкался, а Юрий Васильевич меня перед выступлением по-отечески приобнял и пожелал удачи. Режиссёр-постановщик, глуховатый невысокий плешивый толстопузик, аж в осадок выпал, увидев, как именитый дирижёр давал дружеские наставления какому-то парнишке из провинции.
— Мы его по всему телецентру ищем, а он в кафе прячется, — вывел меня из раздумий знакомый голос Тухманова, — Добрый день, Галя. Как всегда, отлично выглядите, — не забыл Давид Григорьевич отсыпать комплимент девушке, — Отмечаете удачную запись?
— Как-то так, — пришёл я на помощь смутившейся подруге, кинув быстрый взгляд на спутников композитора.
Ну, того же самого Рождественского трудно было не узнать, тем более что перед записью своего выступления я успел познакомиться и немного поболтать с поэтом. Меня больше заинтересовал второй персонаж из свиты Тухманова. Вернее, вторая, поскольку это была женщина примерно моего возраста. Невысокая кареглазая девушка чертовски кого-то мне напоминала, но, сколько я ни старался, так и не мог вспомнить кого.