Приключения либроманта 3
Шрифт:
— Ты, прямо как Дед Мороз, собравшийся на утренник, — посмеялась надо мной Вера, когда я в гараже уменьшил Мерс, и уж было собрался переместиться в Москву, — Тебе только красного тулупа не хватает и посоха.
— Зря смеёшься. Тебе предстоит меня увозить с этого мероприятия, иначе интервью и правда в утренник перерастёт. Я в салоне машины маяк для тебя оставлю — прыгай на него, как только дам сигнал.
— Я-то прыгну, — чуть слышно прошипела Вера, теребя двумя пальцами собачку молнии на моей куртке, — А вот если ты попробуешь запрыгнуть на блондиночку-журналистку из Белорусской "Рабочей смены",
— Верунчик, ты бы режим заботливой мамаши отключила, — перехватил я руку Провидицы, — Я ведь и обидеться могу.
— Больно мне нужно о тебе заботиться, — деланно возмутилась Вера и направилась к выходу из гаража, — Спи с кем хочешь, а я до Нового года в Австрию смоюсь. Ты как раз к этому времени вылечишься.
— От чего это я буду целый месяц лечиться? — озадачила меня своим заявлением девушка.
— Я, вообще-то, энергетик по образованию, а не врач-венеролог. Откуда же мне знать, что ты на винт намотаешь, — бросила Вера через плечо, открывая гаражную дверь, — Может, что-то экзотическое подцепишь, а, может, всего-навсего тривиальным трихомониазом отделаешься.
Вот как мне с таким напутствием перед людьми показываться? Я ведь теперь не то, что ещё не известную мне журналистку буду стороной обходить. Я теперь каждой юбки буду чураться.
Страх страхом, но, как говорится, волков бояться — в лес не соваться. В результате в назначенное время, предъявив на входе гитару приземистому очкарику с усами "а-ля Песняры", я оказался в прихожей двухкомнатной "сталинки" на Кутузовском проспекте. Судя по голосам, доносившимся из зала, дожидалось меня как минимум человек двадцать.
— Геннадий Головко, — представился мужик, открывший мне дверь, — Московский комсомолец.
— Валерий Грин, — пожал я протянутую Геной ладонь, и тут же пихнул ему в руки кейс с гитарой, — Пристрой пока инструмент и выходи на улицу. У меня в машине гостинцы лежат. Я один зараз столько не принесу.
— Валера, а ты сам пить не будешь, что ли? — протерев запотевшие с мороза толстые стёкла своих очков, поинтересовался Гена на кухне, где мы сгрузили всё принесённое из моей машины, — Ты же вроде как за рулём.
— Сестре позвоню. Приедет, заберёт, — объяснился я, — Ты бы хозяина квартиры кликнул, а то как-то не комильфо на чужой кухне заведовать.
Не знаю, кого и как позвал Гена, но через минуту большую, по советским меркам кухню, оккупировала толпа журналистов. Кто-то весело звенел зеленью стекла, открывая бутылки с вином и водкой; кто-то жонглировал консервными банками, выставляя их на стол; кто-то нарезал хлеб и апельсины, при этом замысловатым узором выкладывая и то и другое на один и тот же поднос.
Когда после небольшой дозы алкоголя все перекочевали в зал и мне выделили место на широком подоконнике, услужливо постелив на него ватное одеяло, я, конечно, уже начал догадываться, что не все здесь присутствующие имеют отношение к СМИ. Но не требовать же у людей журналистские удостоверения, а не имеющих таковых, выгонять за дверь. К тому же я вроде сам замутил эту тусовку, так что придётся соответствовать амплуа артиста. Правда, в телефонном разговоре с Маргаритой речь была о пресс-конференции, а не о квартирнике, но
Кто и о чём разговаривал? Да все и обо всём. Обсудили почти всё на свете, начиная с моды и спорта и заканчивая погодой и свежими фильмами, прошедшими на экранах кинотеатров.
О музыке, кстати, тоже немало говорили. Особенно мне стало интересно, как в "Московском комсомольце" ведётся хит-парад. Оказывается, что рейтинг составляется на основе присланных писем от читателей, проголосовавших за ту или иную композицию или исполнителя. Угу, верх объективности. Теперь-то мне понятно, почему та же Машина времени со своим "Поворотом" не вылезает месяцами из хит-парада.
Что любопытно, ни один из присутствующих не заикнулся о политике, и о том, что меня заметили в обществе с Веденеевой. В моём мире не так — там разговор о любом событии сводится либо к политике, либо перетекает к обсуждению жареных фактов.
Кстати, восседая на подоконнике, я заметил описанную Верой журналистку из Белоруссии. Да и как её было не заметить, если даже сидя на полу, она была выше всех присутствующих. Не скажу точно, но метра два роста в Олесе (по крайней мере, так представилась девушка) точно было. Светлые волосы до пояса, резкие черты лошадиного лица с большими зубами, и полное отсутствие бюста. С чего Вера решила, что у меня с Олесей что-то могло сложиться, я так и не понял. Говорят, не бывает страшных женщин, а бывает мало водки. Чёрт, да в меня столько алкоголя не влезет, чтобы я добровольно лёг с такой, мягко говоря, несимпатичной барышней, в одну постель. А если и упьюсь в хлам, то вряд ли буду способен на какие-то активные действия. К тому же я заметил, что водка меня сегодня не брала, и потому пилась она мной в большей степени за компанию и для запаха.
Водка водкой, но в какой-то момент в доме Юрика (того самого, у которого состоялись посиделки) кончился хлеб. Сунув ноги в ботинки, водрузив на голову кроличью шапку и на ходу застёгивая пальто, хозяин квартиры умчался в бакалею, что была на углу дома, а вернувшись через пятнадцать минут с двумя буханками черного хлеба, заявил:
— Народ, я только что в магазине по радио слышал, будто бы по Южной Италии прошла волна сильнейших землетрясений…
— Поду-уу-маешь, — поглаживая свою козлиную бородку, протянул сидевший по-турецки на полу пьяненький Семён, представившийся мне ранее журналистом из "Ровесника", — Италию испокон веков трясёт. Они же расположены в этом… Как его?.. В сейме… В сесмо…Тьфу, ты, чёрт… В сейсмически опасном районе мира.
— А ещё по радио сказали, что в девять часов вместо программы "Время" по телевизору прозвучит обращение Советского правительства к населению страны, — закончил свой доклад Юра.
— А вот это уже серьёзно, — заявил всё тот же Семён, — Заявления правительства обычно не анонсируется. Если нам на журфаке не соврали, и я всё правильно помню, то нечто подобное было двадцать второго июня сорок первого. Тогда тоже выступление Молотова по радио только в обед прозвучало, а до этого с самого утра обещали, что в полдень прозвучит обращение правительства к Советскому народу.