Приключения Михея Кларка
Шрифт:
Мы тряхнули поводьями и двинулись вперед. Кони звонко стучали подковами по камням мостовой, высекая из нее огонь.
Позади конницы, в длинном ряду, начавшемся у Истоверских ворот и тянувшемся через мост. Высокую улицу, Коричилль и церковь к Пик-Кроссу, стояла наша пехота, молчаливая и угрюмая. Тишину нарушали по временам женские голоса, окликавшие из окон родственников. На ружейных дулах и лезвиях кос играл неверный лунный свет. Всюду мы видели неподвижные, спокойные, суровые лица. Здесь были и мальчики без признаков растительности на щеках, и старики с седыми бородами, спускавшимися до пояса. Но у всех было одинаковое настроение. Эти люди были проникнуты непреклонным мужеством и не знающей никаких препятствий решимостью. Я
Я вот с вами говорю обо всем этом, милые дети, и мне кажется, что полстолетия, протекшего с тех пор, словно не бывало. Время исчезает, словно утренний туман, и я снова еду по извилистым улицам Бриджуотера и снова любуюсь сомкнутыми рядами моих товарищей по оружию. Храбрые это были люди! Онидоказали собственным примером, как мало нужно англичанину, чтобы превратиться в воина. Великие воины родятся и растут в спокойных, мирных деревушках, которые расположены на залитых солнечными лучами сомерсетских и девонских лугах. Представьте себе, дети, что когда-нибудь Англию застигнет черный день, что ее войска будут разбиты и она очутится безоружная во власти своих врагов. Вот тогда-то Англия и вспомнит, что каждая деревня ее есть военная казарма и что настоящая английская сила заключается в непреклонном мужестве и гражданском самоотвержении населяющих ее людей. Это главный источник нашей народной силы, любезные внучата!
По мере того как мы продвигались вперед, солдаты, различавшие в темноте высокую, худую фигуру Саксона, приветствовали его сливающимися в сплошной гул приветствиями. Когда мы вернулись к своему полку, было ровно одиннадцать часов. В этот самый момент король Монмауз вышел из гостиницы, в которой квартировал, и, сев на коня, двинулся во главе своего штаба вдоль по Высокой улице. Салюты были запрещены, и войска приветствовали короля молчаливо, махая в воздухе шляпами и оружием. Прием был сделан Монмаузу восторженный.
В поход двинулись тоже безмолвно. В рога не трубили, а повиновались команде начальников. Стук и шум движущихся ног становился все слышнее и слышнее, и вот наконец стоявшие перед нами отряды тронулись с места. Наступила и наша очередь; наконец и мы двинулись в путь, который для многих из нас был последним.
Дорога наша шла через Паррет и даже через Истовер. Мы шли по извилистому пути мимо того места, где погиб Деррик, и мимо одинокой хижины, в которой жила маленькая девочка.
За хижиной дорога превращается в узкую тропинку, вьющуюся по лощине; над болотом висел густой туман; особенно он густ был в ложбинах. И город, который мы покинули, и деревушки, к которым мы приближались, были окутаны этим непроницаемым белым покровом. Изредка этот туман на мгновение рессеивался, и тогда я различал в слабом месячном свете черную, извилистую полосу, которая, блистая сталью, ползла вперед. Это была наша армия. Знамена из грубой белой материи развевались в холодном воздухе. Направо от нас виднелось громадное зарево. Наверное, танжерские дьяволы подожгли какую-нибудь ферму и грабили ее.
Двигались мы медленно и осторожно. Сэр Стефен Таймвель предупредил нас, что равнина пересекается во многих местах большими канавами, или рейнами, которые перейти можно только с трудом. Эти реины роют с целью осушки болот, и они бывают пополам с грязью и водой. Через такой рейн не переправишься даже на лошади. Мосты через эти канавы прокладываются узкие, и нам
Часы в Чедзое пробили один раз.
— Разве это не восхитительно? — прошептал сэр Гервасий (мы с ним вместе перебрались на другую сторону Лангмурского рейна). — Я никогда не испытывал таких сильных ощущений.
Я ответил несколько холодно:
— Вы говорите так, как будто дело идет о бое быков и петухов. Мы принимаем участие в торжественном и печальном событии. Победит тот, кому суждено победить, но в эту ночь английская почва обагрится английской кровью.
— Ну, что ж! Больше места будет для тех, кто останется в живых, — ответил он легкомысленно. — Поглядите-ка, как горят в тумане неприятельские костры. Как это вам приятель моряк советовал? Он, кажется, хотел, чтобы мы взяли врага на абордаж? Вы передали этот совет полковнику?
— Теперь не время шуток и смеха, — ответил я серьезно. — Я уверен в том, что немногие из нас увидят завтрашний восход солнца.
— Да мне вовсе неинтересно глядеть на солнечный восход, — ответил он со смехом. — Как вчера солнце восходило, так зайдет и завтра. Черт возьми, я ни разу в своей жизни не вставал с постели, чтобы видеть восход солнца, но зато я его раз видел, этот восход, отправляясь спать.
— Может быть, я паду на поле битвы, — сказал я. — На этот случай я уже дал поручения другу Рувиму; он исполнит то, о чем я его просил. Приятно идти на смерть и сознавать, что твое последнее прости будет передано твоим любимым и любящим тебя. Не могу ли я и вам оказать такую же услугу?
Сэр Гервасий задумался и произнес:
— Что ж, пожалуй. Если я умру, вы можете сказать Араминте… впрочем, нет, оставьте бедную девку в покое. Зачем ее удручать известиями, от которых она будет плакать? Вот другое дело маленький Том Чичестер. Он с удовольствием послушает про потеху, которую мы устроили в Сомерсете. Если будете в Лондоне, непременно отыщите его. Сделать это нетрудно: он ежедневно между двумя и четырьмя бывает в «Кокосовом дереве». Кроме того, мне хотелось бы порекомендовать вашему вниманию тетушку Боттеворз. Во время оно она была замечательной кормилицей; но теперь она уже состарилась и ее приходится кормить саму.
— Если я останусь жив, а вы падете, я сделаю для нее все, что могу. Что вы скажете мне еще?
— Скажу вам следующее: если, приехав в Лондон, вы вздумаете себе заказывать жилет, заказывайте его у Хаккера у собора святого Петра. Конечно, это не Бог весть какое важное сообщение, но вы мне потом скажете спасибо. Да, вот еще что: есть у меня парочка безделушек, так вот я хотел бы их подарить хорошенькой пуританке, когда ваш друг поведет ее к алтарю. Черт меня возьми, если эта пуританка не заставит Рувима читать назидательные книги!
В эту минуту к нам подъехал Саксон. Сэр Гервасий обратился к нему:
— Что это мы тут остановились, полковник? Торчим в болоте, словно цапли.
— Перестраивают передовую линию для атаки, — ответил Саксон. — Черт возьми! Неприятельский лагерь ничем не защищен от нападения. Дайте мне только тысячу двести человек хорошей конницы! Дайте мне только на один час Пандурский полк Вессенбурга! Да я бы вытоптал весь их лагерь так, как град вытаптывает ржаное поле.
— А разве нашу конницу нельзя пустить в дело? — спросил я.