Приключения Мишеля Гартмана. Часть 2
Шрифт:
— Как ее зовут.
— Графинею де Вальреаль.
— Разумеется, я знаю ее и очень буду рад видеть.
— Итак, все отлично.
— Видно, вы тут колонию устроили в этой пустыне?
— Пожалуй, что колонию. В настоящее время, когда пруссаки рыскают везде, не худо принять некоторые меры осторожности.
— И вы считаете себя тут в безопасности?
— Скоро сам убедишься в этом, любезный друг. Никогда еще не бывало лучше выбранного тайного убежища. Надо особенное несчастье, чтобы пруссаки открыли его; и то еще мы приняли такие меры, что это не подвинуло бы их ни на волос, мы
— Так все к лучшему.
Тут путники достигли верхней площадки, на которой стоял Дуб Высокого Барона.
Погода с утра как будто хотела разгуляться, вследствие обычных в горах внезапных перемен ветра, но уже с час назад она стала хмуриться. Площадка, окруженная густым туманом, из которого едва выдавалась на несколько десятков метров, одна оставалась, видна со всех окрестных вершин. Склоны гор и долины утонули в тумане и совсем скрылись из виду, придав площадке подобие пустынного острова посреди океана. Ветер яростно дул в ущельях, гнал перед собою тучи, словно войско, обратившееся в бегство, пригибал с грозным скрипом вершины высоких деревьев и, усиливаясь с каждою минутой, вскоре превратился в настоящую бурю.
На солнце то и дело надвигались белесоватые тучи; оно выглядывало только по временам, и то лучами тусклыми и бледными. Становилось все темнее, почти смеркалось. Тучи опускались ниже и ниже, давя атмосферу, пропитанную тем едким запахом, который схватывает за горло и служит предвестником больших переворотов в природе. Начинал накрапывать крупный дождь, словом, все предвещало одну из тех страшных гроз, которые свирепствуют на этих высотах и в несколько часов производят неисчислимые опустошения, совсем даже изменяя вид местности, над которой пронеслись.
— Ай-да погодка! — посмеиваясь, сказал Паризьен. — Пора нам добрести до приюта, если не хотим промокнуть до костей.
— А я так не вижу ничего похожего на жилье, — заметил Мишель, окинув площадку пытливым взглядом.
— Терпение! — сказал Оборотень, покачав головой. — Посмотрите-ка на Тома.
— Тому-то хорошо: он забьется в кусты и прав, — продолжал Паризьен, — а для нас плохая защита кустарник.
— Следуйте за собакой, она указывает нам дорогу, — сказал Ивон улыбаясь.
— Что меня касается, то очень охотно, капитан, — заявил Паризьен все шутливо, — только, с позволения вашего, долго нам еще киселя есть?
— А тебе что?
— В лесу-то, извольте видеть, дождь хлещет вдвойне, льется на тебя вода и с неба, и с деревьев. Ведь теперь нас поливает растаявший снег.
— Ну, вот тебе на! Старый солдат и боится промокнуть!
— Не то, капитан, чтобы боялся, но, с позволения вашего, я предпочел бы не мокнуть. Хоть бы мне зонтик посчастливилось раздобыть, как у папских солдат! А ну, была, не была, куда ни шло!
Беседуя, таким образом, о том, о сем, путники вошли в лес вслед за собакой, которая все бежала впереди. Тропинка извивалась между деревьев бесчисленными изгибами и так была узка, что идти по ней не могли иначе как по одиночке. Вольные стрелки, точно краснокожие в Америке, пробирались в чаще гуськом.
Вдруг, после довольно крутого склона, по которому спускались минут с десять, собака остановилась и громко залаяла
— Надо смотреть в оба, — сказал Оборотень. — Том почуял что-то.
— Успокойтесь, любезнейший, — ответил Ивон, — что почуяла собака, для нас не страшно; напротив того, мы пришли.
— Пришли куда? — осведомился Паризьен, который ничего не видел, кроме деревьев и кустарника.
— К приюту, который я вам обещал, черт возьми! Отступите немного назад, товарищи, чтоб дверь могла отвориться.
Вольные стрелки переглянулись с изумлением и машинально отступили на шаг.
— Это мы, Карл, — громко сказал тогда капитан, — отворите дверь, друг мой!
В то же мгновение куст, перед которым стояли вольные стрелки, слегка заколебался и потом медленно повернулся вокруг, открыв вход в глубокую пещеру, освещенную факелами, которые держали два-три человека.
— Вот тебе на! — вскричал Паризьен. — Это что такое? Точно в театре, честное слово! Ну, уж штука! Колдовство сущее, ей-Богу!
Все захохотали.
— Войдемте скорее, господа, — пригласил капитан Кердрель.
Вольные стрелки повиновались, и странный проход был закрыт опять.
Тогда путешественники прошли пещеру и углубились в подземный ход, довольно высокий, запиравшийся на известном расстоянии железными дверьми, теперь отворенными. Миновав ход, который шел слегка в гору, капитан Кердрель и те, кому он служил проводником, очутились у подножия лестницы, в обширной пещере со сводом, некогда, вероятно, бывшей склепом, что можно было заключить из остатков надгробных памятников и некоторых еще совсем сохранившихся.
Вольные стрелки поднялись по винтовой лестнице, потом отворилась дверь, и, к великому своему изумлению, они очутились на дворе средней величины, окруженном высокими и толстыми стенами. Перед ними была дверь со стеклами, которая стояла настежь, а на пороге несколько дам, ожидало их с нетерпением.
Мишель вскрикнул от радости и рванулся вперед.
В числе дам, он узнал мать, сестру, а главное, невесту.
— Сапристи! — выразил Паризьен свое удовольствие и хлопнул Оборотня по плечу. — Вот-то славно, ей-Богу! Казарма, что твоя сова, и не отыщешь во веки веков!
ГЛАВА XV
Предчувствие
Мы не будем останавливаться на трогательных подробностях семейной сцены. Словами не передать чувства счастья при свидании после такой продолжительной и горестной разлуки. Есть впечатления, которых излагать нельзя.
Не расставались несколько часов.
Только теперь Мишель узнал от матери и сестры подробности их бегства во время нападения улан и каким образом, благодаря сыну Жака Остера, по соображению, словно добрая ищейка, чуявшему неприятеля и точно наделенному удивительной смышленостью Тома, при редкой честности и тонком уме отца, благодаря мальчугану, повторяем, они почти чудом спаслись от тысячи опасностей всякого рода и достигли, наконец, хотя и страшно утомленные, фермы Высокого Солдата, где добрые крестьяне встретили их с распростертыми объятиями, оказали им великодушное гостеприимство и окружили их самым внимательным уходом.