Приключения Мурзилки

Карлов Борис

На кухне возле плиты возилась хозяйка, и Мямлик подумал, что всё к лучшему. Влетев сюда на дельтаплане он сорвал бы наблюдение и вообще неизвестно, чем бы это кончилось.

И он пополз к следующему окну.

Розалия Львовна резала салат и жарила в духовке курицу. Муж её был в командировке. Он был спортсмен-штангист и часто уезжал выступать на соревнованиях. И курица, и салат, и накрытый в гостиной стол с бутылкой вина и горящей свечёй предназначались не для него. Всё это было приготовлено для гостя, а если выразится точнее, коллеги по работе.

Этого коллегу

звали Орфей Игнатьевич Белугин. Они договорились встретиться, чтобы спеть дуэтом несколько партий, которые ещё не успели отшлифовать как следует в театре.

Вот раздался звонок, и в прихожей появился мужчина. Он говорил бархатным баритоном, в руках у него были цветы и бутылка шампанского.

Гость и хозяйка уселись за стол и начали ужинать. Орфей Игнатьевич, голодный после спектакля, постепенно съел один всю курицу, Розалия Львовна только несколько раз отщипнула виноград. Она полагала, что даме в присутствии мужчины есть неприлично и поужинала заранее. Говорили о пустяках.

Тем временем Мямлик методично обследовал все комнаты и обшарил все ящики. Краденых вещей в квартире не оказалось, и он уже собрался уходить, как вдруг висевшие у него за спиной гусли-самогуды заиграли. Мелодия была джазовая, танцевальная, с хорошо акцентированным ритмом.

— Потанцуем? — послышался голос гостя и сразу за тем стук двух пар каблуков по паркету.

Поведение волшебного инструмента Мямлику не понравилось.

— Что за фокусы! — удивился он, стаскивая с себя самогуды. — Неужели старикан подсунул некондиционную вещь?

Осмотрев гусли, он заметил свежую трещину в почерневшем от старости деревянном корпусе. Очевидно, инструмент повредился во время удара.

— Ну хватит, — проговорил запыхавшийся гость. — Я сегодня немного утомился на спектакле. Давайте начнём, пора уже распеваться.

Мямлик торопливо защёлкал туда-сюда выключателем, струны перестали звенеть.

— А это не у меня, это где-то у соседей, — заметила Розалия Львовна, усаживаясь за фортепьяно. — Вы готовы?

Орфей Игнатьевич прокашлялся и важно кивнул. Розалия Львовна полистала ноты и подняла пальцы над клавишами. Певец раскрыл рот, набрал воздух в лёгкие и вскинул брови. На мгновение сделалось тихо…

И вдруг гусли снова самопроизвольно заиграли. Мямлик схватился за голову. В комнате снова бойко застучали две пары каблуков.

Мямлик с трудом, кое-как, выключил звук и бросился в дальний конец квартиры, в ванную.

Следом туда же вошёл красный как рак Белугин. Он подставил голову под струю холодной воды, вытерся полотенцем, причесался на пробор и, дёрнув щекой, сказал своему отражению в зеркале:

— Нервы. Нервы.

Как только он вышел, Мямлик разыскал пустую походную мыльницу, сунул в неё предательский инструмент и захлопнул крышку.

В комнате снова начали репетировать. Но теперь Орфей Игнатьевич никак не попадал в тональность. Несколько раз Розалия Львовна играла вступление, пытаясь подстроиться, но баритон певца снова не попадал и срывался.

Тогда они перестали репетировать и решили выпить ещё вина.

— Не переживайте, мой друг, — утешала гостя хозяйка. — Не отчаивайтесь,

такое случается даже с заслуженными мастерами культуры. Вы много работаете, из-за того ведёте нерегулярный образ жизни. Не хочу вас обидеть, но, случается, что и злоупотребляете… Вы артист и вы должны целиком отдавать себя публике.

— Нет, не то, — угрюмо отвечал Белугин. — Он здесь. Он где-то рядом… Он подглядывает за нами и мешает мне петь.

— Господи, да кто же?..

— Ваш муж.

— Что вы такое говорите, Орфей Игнатьевич! Его здесь нет, он в командировке, его не будет целую неделю!

— Всё равно, он здесь, его фантомы, его животная энергетика, я её чувствую…

— О да! Я вас понимаю! Теперь понимаю… Вы талант и вы тонко чувствуете. Вы видите то, чего не могут видеть другие, обыкновенные люди… Но мы можем отсюда уехать! Уехать далеко-далеко — туда, где никто не помешает развернуться вашему таланту!..

— Куда?.. — не понял Белугин.

— Способны ли вы совершить маленькое безрассудство? Как это было в юности, как в романтических сериалах?

— Что вы имеете ввиду?

— Мы сядем на самолёт и улетим. Прямо сейчас, далеко-далеко. Мы снимем номер в гостинице и будем репетировать а капелла, одни, под аккомпанемент тёплого южного моря…

— К сожалению, у меня… — Белугин похлопал по тому месту на груди, где у него, должно быть, лежал бумажник. — Вы знаете, сколь безобразно работает наша бухгалтерия…

— Расходы я беру на себя. Вам просто необходимо отдохнуть до понедельника, от этих сумасшедших перегрузок!

— Хм… Но у меня даже нет смены белья… одежды…

— Ах, возьмите мужнины тряпки. Решайтесь же, я умоляю, вам это сейчас так необходимо!..

— Ну, если вы настаиваете… пожалуй…

Через пару часов Орфей Игнатьевич и Розалия Львовна сидели в салоне комфортабельного авиалайнера и рассекали небесные просторы по направлению к юго-западу. В спортивной сумке, которая составляла весь их багаж, среди прочего, находился сотрудник Отдела репортёрских расследований газеты «Книжная правда» агент Мямлик. В спешке его захлопнули в мыльнице, приняв за кусок мыла, когда он полез туда за самогудами.

С рассветом авиалайнер приземлился на Кипре, и путешественники заняли не самый лучший номер в не самом лучшем отеле на побережье. Розалия Львовна, обладая безграничной душевной щедростью, была сильно прижимиста по мелочам.

На Кипре стояла невыносимая жара, градусов сорок. Кондиционер в номере не работал, и Орфей Игнатьевич сразу полез под душ. С водой, как оказалось, здесь тоже обстояло не лучшим образом: из всех своих дырочек душ одарил его только двумя тоненькими струйками.

Жадно подставив лицо под эти струйки, Орфей Игнатьевич нащупал мыльницу и достал из неё Мямлика. За время пути, в жаре и тряске, Мямлик принял в точности ту самую форму, в которой его стиснули — то есть, форму правильного, округлого куска мыла. Самогуды он успел обхватить ручками и ножками; вжавшись внутрь, они стали совершенно незаметны и защищены от доступа влаги.