Приключения Никтошки (сборник)
Шрифт:
– Правильно, – сказал Напильник, – зачем колоть, когда можно переименовать?
– Не дамся, пустите! – кричал Пустомеля, стараясь вырваться из их рук.
– Не дамся, не буду переименовываться!
– Дурачок! – Знайка ласково потрепал его по щеке. – Ты же сам потом будешь меня благодарить, когда станешь… этим, как его? Пёрышкин здесь?
– Нету его.
– Надо, чтоб кто-нибудь Пустомеле новое имя придумал побыстрее. Нету времени Пёрышкина ждать, он того и гляди что-нибудь выкинет, – кивнул Знайка на буяна.
Пустомеля отчаянно вырывался и пытался лягнуть доктора Таблеткина
– Так! Ну… – торопил Знайка. – Чтобы он не болтал всякую ерунду попусту… как-нибудь «Красноречик», что ли?
Убеждёнкин фыркнул.
– Лучше уж Краснобаев, – сказал он.
– А может, Златоустик? – предложил ученый.
– Тогда уж лучше Златоротик…
– Да сам ты! – закричал Пустомеля. – Тебе надо новое имя дать, понял?
– Как мне? – удивился Знайка.
– А вот так! – кричал Пустомеля. – Переименуем тебя сейчас из Знайки в Незнайку, и сразу забудешь все свои дурацкие знания!
– Как? – сказал Знайка. – Как это? Меня? Меня переименовать?
– Конечно! Ты же сам мне потом спасибо скажешь, когда у тебя голова не будет забита всякой ерундой! Атомы да интегралы! Ты посмотри на себя, у тебя же голова – как мусорный ящик. Чего в ней только не понапихано? Пора ее разгрузить. Будешь теперь вместо Знайки – Незнайка!
– Как? К… как это н-не… н-не… Н-Незнайка?
– А вот так, всё! Я тебя переименовал, ты теперь не Знайка, а Незнайка! И теперь ты ничего не знаешь!
– Незнайка? Незнайка? – повторял бывший Знайка. – Незнайка? Что же, я теперь ничего не знаю? Что же, у меня теперь в голове ничего не будет? Стойте!
Бывший ученый в ужасе обхватил голову руками с обеих сторон, словно таким образом надеялся удержать знания внутри нее. Но тут он вдруг почувствовал, что голова у него стала легкая как перышко, или как воздушный шарик, а знания его – в мгновение ока – все, все исчезли! Как доказывается теорема Пифагора? Что больше: два в минус пятой степени или минус пять во второй? Сколько световых лет нашей галлактике? Что связывает атомы гелия в молекуле воды?
О, великий Ньютон! Бывший ученый ничего этого не помнил!
«Не знаю! Не знаю! Не знаю!» – в ужасе отвечал он на свои же собственные вопросы.
Он знал теперь только одно: что ровно ничего не знает. Волосы у новоявленного Незнайки встали на голове дыбом. Словно по какому-то ужасному колдовству челюсть его значительно укрупнилась, лоб сузился, глаза смотрели, как пуговицы и всё лицо приняло невероятно глупое выражение. Все в ужасе смотрели на это кошмарное превращение.
Но внезапно в кабинет со звоном ворвался Рояль, которого еще вчера Знайка предлагал переименовать во Флейту.
«Слишком громко, – говорил на вчерашнем заседании Знайка, подавая предложение в возглавляемый им же самим Перком. – Слишком громко, когда в общем доме кто-нибудь на рояле все время играет. Невозможно наукой заниматься».
Ворвавшись в кабинет, Рояль растолкал всех и подскочил к ученому. Фрак на музыканте был разорван, бабочка-бантик сбилась на бок, волосы всклокочены. Рояль был страшен. В руках он держал флейту.
– Меня?! – закричал музыкант. – Меня переименовывать?!! Меня, Рояля, во Флейту? Да я тебе сейчас такую флейту покажу,
С этими словами Рояль размахнулся и, прежде чем кто-нибудь успел схватить его за руку, со всей силой ударил бывшего ученого флейтой по голове. Звук от этого удара был таким звонким, что можно было и впрямь подумать, будто Знайкина голова стала абсолютно пустой. Словно от обтянутого кожей барабана, отскочила флейта от его черепа! Ученый увидел яркую вспышку. Он вскрикнул и проснулся.
Глава сороковая
КОШМАРНЫЙ СОН
Бум!!! Видимо из-за кошмара, который ему приснился, ученый как-то очень сильно дернулся. Дернулся – и въехал головой в одну из чугунных палок, из которых была сделана спинка кровати. Знайка открыл глаза. Он был весь в холодном поту. В голове гудело. На темени постепенно вырастала шишка. Ученый попытался ее потрогать, но в руках у него оказалась флейта. Так ведь он же стучал ей Кастрюлю, чтобы повар не храпел!
– Великий Эйнштейн с Ньютоном! – прошептал Знайка. – Так значит… это был сон!
Он сел на кровати, засунув ноги в тапки. Злосчастная флейта выпала у него из рук и покатилась под кровать.
– Так значит… так значит, – бормотал ученый.
Окна были закрыты, и в комнате было душно. «Коротышки потратили весь углекислый газ», – подумал ученый. Он растворил окно и вдохнул, как ему показалось, целый кубометр свежего воздуха. Яркий месяц уперся лучом ему в лоб.
– Так значит, я все еще знаю теорему Пифагора? – воскликнул Знайка. – Ну, конечно же, знаю: косинус, помноженный на квадрат катета, равен синусу гипотенузы!
Улыбка ученого поглотила лунный свет.
– А во сколько раз скорость звука больше скорости света? Правильно, в одну миллионную! Ну слава богу! То есть, Ньютону. Значит, я – это все еще я.
И он осторожно постучал себя по лбу костяшкой безымянного пальца. Звук по-прежнему глухой, значит, она не пустая. Всё на месте, а шишка от удара флейтой уже почти не болит. То есть, тьфу – от удара кроватью! Но все-таки дрожь пробивала ученого, когда он вспоминал ужасный сон.
– Нет, это не наш метод, – сказал сам себе Знайка. – Не будем никого переи…
Он даже слова этого не хотел произносить.
– Но как же «воздействие имени коротышки на его психику»? Как же моя диссертация?
И сам себе ответил:
– А ну ее к черту. Есть направления в науке, которые слишком опасно разрабатывать. Лучше держать их в секрете.
«Пусть остаются, кто они есть», – думал Знайка на следующее утро за завтраком, глядя на ворчащего Ворчалина и мелющего языком Пустомелю.
После ужасного сна они ему даже стали как будто роднее. Ученого потом еще целый месяц мучили ночные кошмары, в которых его переименовывают в Незнайку. Доктору Таблеткину даже пришлось ему выписать успокоин со снотворным. Знайка так боялся, что его переименуют и он потеряет все свои знания, что никогда никому про навязчивый сон не рассказывал и молча свои ночные кошмары терпел. Правда, со временем они бывали все реже, а когда выпал первый снег, и вовсе прекратились.