Приключения ноплов
Шрифт:
– Гм, – сказал сержант Ноплеф. Этим «гм» он хотел убить сразу двух зайцев: попросить генерала-танкиста заткнуться и одновременно заставить генерала-артиллериста обозначить себя среди других генералов, то есть сделать шаг вперёд.
– Гм! – снова повторил он, уже несколько громче.
Все молчали. Все слишком хорошо помнили, как в прошлый раз во время учений генерал-артиллерист сделал выстрел из своей надувной пушки и попал прямо в голову придворного художника Нопленэра, который как раз в то время находился на лугу со своим походным мольбертом и что-то рисовал.
Скандал случился на всю страну. Людей искусства в Нопландии и так не хватало, а художник был вообще один. Зато очень знаменитый. Это именно он написал двойной парадный портрет их Величеств короля Ноплиссимуса I и королевы Ноплессы. Король на портрете был изображён в красной мантии, отороченной мехом белой кошки. Король был немолод. И ещё он сильно вытягивал вверх свою шею, чтобы казаться почти одного роста со своей молодой женой. Королева выглядела безупречно. На ней сидело роскошное, богато украшенное платье, о котором некоторые придворные дамы говорили, что оно затмевало своей красотой даже оперение соловья. Над головами у венценосных супругов плавали две золотые короны, выполненные в виде птичьих клеток с открытыми дверцами, что символизировало победу добра над злом. Данный двойной портрет был написан специально к свадьбе и всего лишь за одну ночь. Вся страна поздравляла новобрачных именно перед этим портретом, потому что сами король и королева накануне заразились чесоткой и в день свадьбы никуда не выходили. С тех пор так и повелось. Портрет почитался наравне с самой королевской четой. Когда чета по какой-то причине не могла присутствовать на очередном королевском обеде, этот портрет приносили из картинной галереи и устанавливали во главе пиршественного стола. Гости в таком случае ели быстро, съедали мало, и запасы продуктов в дворцовых погребах почти не убывали.
Не меньшую славу художнику принёс и рисунок ко-ноплянки – той самой священной птички, которая красовалась на гербе и на флаге Нопландии. Хотя молодого человека никто за это не осуждал. Художником его сделал сам король, издав особый указ, в котором Нопленэр сразу назначался знаменитым придворным живописцем. Хотя до этого он был простым рисовальщиком.
Всё, что умел Нопленэр рисовать до этого, это солнце и облака. Те самые, которые ходили по небу. Он был рисовальщиком солнца и облаков. И то, и другое у него получалось хорошо, хотя солнце подчас вело себя слишком взбалмошно, а вот облака выглядели грустными. Глядя на облака, удивлялся даже сам король. В них ему постоянно мерещилась одно и то же лицо. И это было лицо не его молодой жены, королевы Ноплессы, а одной из местных садовниц – прекрасной садовницы Ноплерии. Однажды король вызвал рисовальщика к себе и строго спросил его, что всё это значит. Рисовальщик пожал плечами и сказал, что он так видит. Так видит. Потому что он видит Ноплерию везде.
– Везде? – удивился король.
– Всюду, – ответил Нопленэр и стал показывать на вещи вокруг. На большой почерневший метеорит, который лежал у короля в кабинете, потом на огонь в камине, потом на водоросли в аквариуме, потом на горшок с кактусом, потом на резную дверцу шкафа… Везде молодой человек видел только прекрасную садовницу Ноплерию! Даже в линиях на ладони и даже в своих отпечатках пальцев. Последнему король особенно сильно удивился. Он приказал исполнить ему это на бумаге. И Нопленэр стал делать наброски. С тех пор он изображал садовницу в столь разных видах и позах, что хотя многие из таких видов и поз сама Ноплерия потом строго осуждала, король никогда не переставал ими восхищаться. Ему очень нравилось, например, как художник передаёт прекрасную садовницу в движении, но это было неудивительно, потому что и облака на небе постоянно двигались.
Вот так рисовальщик облаков был назначен знаменитым придворным художником. После создания
Лучше бы я научился фотографировать, вздыхал про себя знаменитый художник и очень жалел, что этим видом искусства ноплы почему-то мало интересовались, пока они жили на Земле. Беда была в том, что принц Нопличек рос очень быстро и при этом постоянно менялся. Более того, каждый день его одевали по-разному. Нопленэр был в отчаянии. К счастью, когда ребёнок подрос и начал отчаянно хулиганить, о галерее его портретов стали вспоминать меньше. Тогда художник уже просто отлавливал принца где-нибудь во дворце, затаскивал к себе в студию, привязывал к стулу и бросал ему на колени большого плюшевого медведя. А затем уже только удлинял принцу руки или ноги, да ещё раз в месяц вытягивал шею. Так он экономил на рисовании медведя и стула, которые оставались неизменными.
Так продолжалось до тех пор, пока принц Нопличек не пошёл в школу. Там он должен был научиться рисовать сам. Разумеется, как учитель рисования, Нопленэр был только рад предоставить ему и кисти и краски, но принцу вскоре этого стало мало, и он частенько после уроков заглядывал в студию художника уже сам, теперь только за дополнительными кистями и красками. Кисти принц использовал в качестве боевых стрел для арбалета, а красная краска нужна была вместо крови. Когда вся красная краска закончилась, многие придворные стали ходить разукрашенные то синими, то зелёными, то жёлтыми пятнами. Так в стране появился пейнтбол, а в живописи Нопландии возникло течение под названием «пуантилизм».
К счастью, после того, того как принца всеми правдами и неправдами удалось отговорить от пейнбола с пуантилизмом, о придворном художнике стали забывать, а он был этому только рад. К нему вернулась его прежняя задумчивость, и он снова начал рисовать облака. Но теперь ему было недостаточно просто облаков на небе. Нопленэр стал ходить на луг и приглядываться к отражению облаков в озере и, вообще, пристрастился к рисованию цветов и пейзажей.
Глава 9. Шествие по траве – шишка или шрам? – «А что вы тут делали?»
– Ну, и кто там лежит? – спросил сержант Ноплеф. – Прямо на лугу, гм?
– Это не он, – сказал генерал-артиллерист. – Не может быть, чтобы он. Это неизвестный.
– То-то я вижу, что неизвестный.
– Но я же не виноват! – воскликнул генерал. – Мои пушки ещё даже не надуты!
– Ну да, – вздохнул сержант Ноплеф. – Ещё не надуты, а неизвестный уже лежит. Ну, ладно, пойдёмте. Только не говорите мне потом, что один снаряд дважды в одну воронку не попадает.
Никто и не говорил. Все знали, что с этой присказкой у мудрого сержанта очень сложные отношения. Он не любил, когда в одном предложении соединялось «один снаряд» и «дважды». Снаряд не может возвращаться назад, постоянно возмущался сержант, чтобы потом им снова выстреливать из пушки. Снаряды – не бумеранги! Ноплефу было очень важно, чтобы его подчинённые хорошенько это запомнили. В армии во всём нужна точность.
Тем временем, процессия ноплов уже сошла с дороги и двинулась прямо через луг, проминая в траве широкую полосу. Генералы шли в один ряд. Их плащи раскачивались, как четыре зелёных колокола, а сапоги сбивали головки цветов и распугивали кузнечиков, которые тут же переставали стрекотать и молча отпрыгивали в стороны. Это молчание сообщало лугу некоторую тревогу, как будто вот-вот должен произойти апокалипсис или, хотя бы, солнечное затмение. Солнце на это снисходительно улыбалось. Оно поднялось уже довольно высоко и прекрасно видело с высоты, что миру ничто не угрожает.