Приключения парижанина в Океании (иллюстрации)
Шрифт:
Один из голосов, который, дрожа от страха, молил о чем-то, был с португальским акцентом. Другой голос, охрипший от пьянства, но резкий, как стальной клинок, произносил страшные ругательства с интонацией чистокровного янки.
Фрике подполз к самому краю утеса и заглянул вниз. Его глазам представилось любопытное
— Виами! Виами! — продолжали жалобно кричать дикари, убежденные, что их нового друга потащил за волосы злой дух Тулугал, чтобы сбросить с утеса в воды озера.
Религия австралийских дикарей состоит из сплетения всевозможных нелепостей. Ее главная отличительная черта состоит в том, что туземцы гораздо больше верят в духа зла, чем в доброго гения Байаме, или Му-То-Они.
Такой пессимизм религиозных воззрений легко объясняется теми ужасными условиями жизни, в которых находятся несчастные туземцы Австралии, проводящие жизнь между голодом и английскими штуцерами. Позволю себе несколько дольше остановиться на догматах туземного богословия, так как оно представляет значительный интерес своим крайним сумасбродством. Заранее прошу у читателя снисхождения к грубому невежеству несчастных дикарей.
Замечу, что в простых преданиях большинства туземных религий — а их в Австралии много, как и везде, — встречаются нередко весьма разумные нравственные принципы и почти всеобщая вера в загробную жизнь.
Аборигены верят в награду и наказание после смерти. Особенно интересно их представление об аде, или, как они называют его, о Виами, делающее большую честь их фантазии.
Представьте себе бесконечную песчаную пустыню, без малейшей тени, без воды, без единой капли росы, окруженную голыми утесами, безжалостно палимую тремя огромными солнцами, расположенными в виде треугольника. Тут пребывают грешники, осужденные на вечное горение за оскорбление жрецов, за побои, нанесенные старикам, за убийство вождей и за похищение молодых девушек.
Каракулы, или колдуны, являются хранителями преданий австралийской книги бытия.
Байаме, или Му-То-Они (гений добра), — чернокожий великан с огромными руками и ногами, с белыми волосами и огненными глазами — сначала создал кенгуру, казуара и вомбата, а потом растения, которыми они кормятся, и солнце, которое им светит.
Довольный началом, Байаме взошел на вершину гор Варра-Ганг, известных у европейцев под именем Австралийских Альп, и плюнул на все четыре стороны. От этого произошли реки и озера. Он населил их рыбами.
Что касается способа, которым Байаме создал моря и озера с соленой водой, то предание рассказывает об этом с такими грязными подробностями, что я не решаюсь повторить их.
Сначала Байаме довольствовался своим творением, но потом оно показалось ему недостаточным. Он пожелал создать нечто большее, чем казуары и вомбаты. Он спустился с Варра-Гангских вершин и целый день занимался созданием мужчины и женщины, которые сделались прародителями черного племени с гладкими волосами.
Утомившись, Байаме несколько дней отдыхал от трудов своих, но потом, видя, что созданные им люди изнывают под палящими лучами солнца, вызвал из недр земли камедные деревья и араукарии, которые густо покрыли почву и распростерли над землей прохладную тень.
Сделав это, он вырвал у себя из бороды
Эти тонкие волосы принялись расти и стали маррою (матерью) теперешних лиан.
Тогда Байаме решил, что все сделано очень хорошо и что прародители черных людей будут счастливы. Он вернулся на Варра-Ганг, топнул ногой об утес и поднялся в заоблачное пространство, где и пребывает до настоящего времени.
Австралийский создатель уселся за солнцем и, заботясь о счастье своих тварей, только и делает, что поворачивает дневное светило вокруг пальца.
А вот как австралийская космогония представляет историю Луны. Богиня ночи была прежде красивой женщиной, которая счастливо жила на Земле, занимаясь охотой. В наказание за целый ряд самых невероятных похождений эту австралийскую Диану прогнали с земли, пригвоздили к темному небу и обрекли ее жить исключительно в темноте.
Теперь она оплакивает свое вдовство и одиночество. Ее слезы стынут и твердеют. Их накопилось так много, что они усеяли небесный свод и стали звездами.
Вера в выходцев с того света, то есть в туземцев, приходящих из гроба под видом белых людей, появилась уже впоследствии, лет сто тому назад как дополнение к этим странным верованиям.
Но вернемся к парижанину, который, не боясь головокружения, преспокойно лежал на утесе, свесив голову вниз. Он слушал оживленный и в высшей степени назидательный разговор двух лиц, присутствие которых в подобном месте явилось для Фрике полнейшей неожиданностью. Стоя на узком выступе мыса на пятьдесят футов ниже вершины, какой-то человек с американским акцентом бранился с другим человеком, висевшим над бездной на веревке, которая отчаянно качалась и крутилась.
Конец этой веревки выходил из круглого отверстия в базальтовой скале. Внутри, очевидно, была пещера, имевшая выход на другую сторону скалы и, возможно, куда-нибудь очень далеко.
Фрике не совсем понимал, зачем пришли сюда эти люди. Он медленно приподнялся, знаком попросил Жана подержать его за ноги и высунулся еще дальше. Он смог яснее рассмотреть выступ, на котором стоял человек, державший веревку.
Там находилась узкая трещина, из которой текла говорливая струйка воды и падала в озеро, поднимая белые клочья пены. Мелкая водяная пыль вилась около утеса, и сквозь нее, точно сквозь ореол, сверкал огромный самородок золота, застрявший среди базальтовых частиц. Ручей, словно природный диггер, вечной своей струей промыл и обнажил этот удивительный слиток, который сделал бы честь любому австралийскому музею.
Постоянно омываемый водой каскада, самородок блестел на солнце, как зеркало, и, казалось, каждую минуту готов был исчезнуть с того места, куда его посадила фея приисков. Но это только казалось. На самом деле самородок, может быть, не одну сотню лет сидел в углублении базальтовой скалы, не тронутый жадным человеком.
Фрике смотрел, затаив дыхание. При всем его бескорыстии, и его ослепил этот чудовищный самородок. Но его волнение продолжалось недолго. Вскоре внимание его отвлекла драматическая сцена, разыгравшаяся из-за самородка. Два человека, спорившие внизу, тоже заметили золото и решили завладеть им. Один из них, полагаясь на честное слово другого, спустился на веревке к самородку и, рискуя жизнью, с огромным усилием вытащил его из углубления.