Приключения парижанина в Океании
Шрифт:
— Ну, моряк, что скажешь теперь?
— Что мне хотелось бы убраться отсюда, и как можно скорее.
— Да, я тоже был бы не прочь.
— Нам и впрямь не везет.
— Одна беда за другой.
— В конце концов, это становится невыносимо. Сперва нас посадили под замок на борту «Лао-цзы» и решили уморить голодом, затем мы чуть не попали в руки к людоедам на острове Вудлэк…
— А теперь мы оказались в осаде, сидим на решетчатом настиле в двести квадратных метров на высоте в сорок пять футов от земли.
— И к тому же в кладовой хоть шаром покати.
— Как на борту парусника, попавшего в мертвый штиль, когда съедены все кошки и в трюме, и
— Такое просто невозможно.
— А я говорю, что так было. Неужели ты не слышал об этом? Трюмные моряки после двухлетнего плавания выходили на свет без кровинки в лице.
— А как же марсовые?
— Они сидели на марсе, словно попугаи на жердочке. Лишь спускали корзину за едой, которую им приносили юнги из камбуза.
— Сегодня у нас и камбуза нет…
— Ay юнги живот от голода подвело.
— Так долго продолжаться не может.
— Не по душе мне эта якорная стоянка.
— А что там делает неприятель?
— Ба! Прячется по-прежнему в кустах и готов в любую минуту пустить в нас стрелу с красными перьями.
Хотя стояла непроглядная ночь, Фрике тихонько приблизился к краю площадки, надеясь что-нибудь рассмотреть в темноте.
— Будь осторожен, сынок. В решетке слишком широкие просветы, а внизу нет сетки.
— Не бойся, для меня это дело привычное!..
— Ничего нового, конечно?
— Ничего. Под деревьями темно, как в колодце.
— Да, кстати, а что делают наши друзья-папуасы? Отчего их совсем не слышно?..
— У них тоже в животах пусто. Они сгрудились в другом конце дома, заслонили огонь листьями саговой пальмы и уселись вокруг него на корточках.
— Еще раз говорю тебе: так долго продолжаться не может. Надо попробовать прорваться, а не то наши хозяева начнут есть друг друга.
— Да, уже немало времени прошло с тех пор, когда мы в последний раз ели рагу из райских птиц.
— Оно и впрямь очень вкусное. Жаль, что не осталось еще две или три дюжины тушек.
— К этим бы тушкам килограммов двести саго и воды…
— Да, боюсь, в нашем положении трагической развязки не избежать.
— Ты видел, с какой отвратительной алчностью они смотрели на бедного Виктора?
— Тише! Только бы он ни о чем не догадался. Ах, если бандиты вдруг попробуют его тронуть, я не пожалею свинца. У меня, к счастью, есть в запасе револьвер американца.
— И р'yжья у нас с собой… Первый, кто вздумает положить лапу на малыша, получит пулю в лоб.
— Пьер!..
— Да, сынок.
— Попытаюсь-ка я немного поспать, а ты будь начеку. Не спускай глаз с наших хозяев. Я доверяю им не больше, чем осаждающим.
И Фрике, который вот уже третий день, как и его товарищи, жевал листья, чтобы заглушить голод, растянулся на циновке и закрыл глаза.
Что же произошло после того, как папуасы, закончив охоту, собирались основательно подкрепиться и отправиться в путь? А вот что. Жаркое было уже готово, охотники, присев на корточки, весело переговаривались, подсчитывая, сколько топориков, наконечников, стеклянных бус и, главное, сколько бутылок огненной воды они получат в обмен на птиц солнца от малайских торговцев. Вдруг в лесу послышался шум. В мгновение ока все вскочили и схватились за луки. Шум приближался, можно было подумать, что бежит дикий зверь, за которым по пятам гонятся охотники. И вот из леса выскочил испуганный, с трудом переводящий дыхание туземец, с выпученными глазами, весь в поту. Зажимая рукой на груди рану, из которой текла кровь, он кинулся к Узинаку.
— Гуни!.. Гуни!.. (Пираты!..
Но, увы, на этот раз новости были куда печальнее: известие о пиратах заставило присутствующих оцепенеть на мгновение от ужаса, ибо если враги окружили деревню, то никто не сможет добраться до берега. Надо будет укрыться в лесу, спрятав в надежном месте утреннюю добычу. Быстро собравшись, весь отряд вместе с двумя европейцами и одним китайчонком углубился в лес. Через полчаса они вышли на небольшую поляну, на краю которой находился дом на сваях.
Беглецы тут же с ловкостью обезьян взобрались туда, успев захватить с собой лишь несколько кокосовых орехов и две или три грозди бананов. Времени оставалось в обрез, враг преследовал их по пятам. Вскоре он появился на поляне. Но охотники были уже вне опасности: теперь им могли угрожать лишь голод и жажда.
Мы уже говорили о свайных постройках; эти дома отличаются удивительной легкостью и прочностью, и в случае необходимости они превращаются в настоящие крепости. Для лесных построек папуасы вместо тяжелых и толстых свай используют длинные тонкие жерди; их накладывают крест-накрест, и в тех местах, где они перекрещиваются, прочно перевязывают лианами. (Те, кто видел в Америке деревянные железнодорожные мосты, перекинутые через глубокие овраги, могут себе представить, как создана опора такого дома.) На десятиметровой высоте от земли находится настил из прожилок саговых листьев, он соединяет жерди и придает устойчивость всему строению. И только метров через пять или шесть располагается настоящий пол — широкая площадка, посреди которой стоит уже сама хижина.
Попасть в это жилище, напоминающее скорее логово хищника, не так уж трудно, но вряд ли по силам первому встречному. С главной площадки, словно бакштаги на палубу корабля, под углом приблизительно в 65° спускаются очень тонкие и очень гладкие жерди, которые на пять или шесть метров не доходят до земли и упираются в первую площадку, на нее можно взобраться, цепляясь уже за другие жерди, спускающиеся вертикально.
Мы не случайно употребили слово «бакштаги», потому что папуасские лестницы не имеют ступенек или, скорее, если уж мы хотим употребить морские термины, выбленок. Поэтому надо, используя приемы, хорошо знакомые марсовым, обхватив жердь ногами, подтянуться на руках. Этот способ не представляется трудным для папуасов, даже маленькие дети с удивительной легкостью взбираются по таким лестницам. И пусть читатель не удивляется. Разве в ландах [145] четырехлетние ребятишки не пользуются огромными ходулями, а их маленькие сверстники гаучо [146] не носятся верхом по аргентинским пампасам? [147] Навыки, приобретенные в самом раннем детстве, никогда не утрачиваются. Привычка — вторая натура.
145
Ланды — низменные песчаные равнины по берегам Бискайского залива во Франции. (Примеч. перев.)
146
Гаучо — наемные пастухи в Латинской Америке. (Примеч. перев.)
147
Пампа, пампасы — субтропические степи в Южной Америке. (Примеч. перев.)